Дмитрий Кантемир - [44]

Утратив ориентацию в этом вопросе, они не смогли увидеть ни себя, ни свои ошибки в таком ясном и превосходном зеркале. На самом деле стальная пружина искусственной силой спирали не стремится ни к тому, чтобы производить время, ни к тому, чтобы показать его свойства, а стремится к тому, чтобы произвести работу, свойственную ее природе, т. е. расправиться при помощи обратного усилия и занять свое исходное положение. Поэтому если ее хорошо смазать, то ее искусственное положение будет располагать и большей способностью растяжения или возвращения к исходному положению; колесики станут вертеться быстрее вокруг спирали; если, однако, эта растяжимость слабее, меньше, те же колесики вертятся медленнее, тише. Следовательно, движения ее колес будут совершаться быстрее или медленнее движения Солнца. Такое же объяснение можно дать и в отношении солнечной тени. Движение Солнца и само Солнце не описывают времени, не производят часов при помощи теки в солнечных часах, наконец, не разделяют движением те неделимые секунды (иначе оно пыталось бы создавать естественным путем из чего-то несуществующего какую-то вещь и из неделимого — нечто делимое). Солнце благодаря своему движению по кругу освещает своими лучами и согревает своей теплотой всю Землю. Такова естественная роль Солнца, а то, что ему сверх этого приписывается, — это воображение людей и беспочвенные выдумки, которые не имеют ничего общего с Солнцем.

ГЛАВА VIII

Перипатетики, стремясь производить время из неделимых секунд, заявляют, что они указывают конечные части бесконечного. Таким образом, требовать от искусственных инструментов понимания времени означает кроме произведенного обмана опасность богохульства.

Они разделили день на 24 часа, час — на 60 минут, наконец, минуту — на неизмеримые и неделимые секунды, т. е. на фикции, выдуманные их мозгом, или (как они привыкли говорить) на подлинные существа разума (так как «ничто» принадлежит природе). В своем дерзании они доходят до бесконечного, им не стыдно доказывать, что существуют конечные части бесконечного, хотя бесконечное и не может быть постигнуто конечной природой, а следовательно, принадлежит не науке, а только извечному. Отсюда видно, что они не смогли никоим образом определить ни сущность, ни величину, ни размеры, ни другие атрибуты времени, о которых говорится, что они части целого и в их связи с целым. Итак, неделимые физические секунды (которые я называю неестественной выдумкой), как и движение, солнце, тень, солнечные часы, […] удлинение, сокращение, гири, тяжести, облегчения и даже весь небесный свод и т. д., которые, по выражению некоторых (не без жалкой хулы на божество), якобы производят время и его части, являются чужими, внешними, последующими, дополнительными и случайными, находятся во времени и ни в коем случае не являются временем или его частью.

ГЛАВА IX

Тем, которые не сумели постигнуть, что время существовало раньше движения, кроме других бесчисленных нелепостей они выдумали какой-то Анархон вселенной и какой-то ненужный, неподвижный и все же естественный первый двигатель. Тщетная попытка, однако, поскольку все разлетается прахом перед силлогизмом сорта и обнаруживается, что такой двигатель служит математике, а не природе.

Конечно, сын мой, никто не может двигаться вперед замечательными высокопарными словами тех людей. Действительно, после того как они не смогли отделить время от движения и различить, что из них является первичным и что вторичным, они, как невежды, выдумали галлюцинацию Анархона. Отсюда они придумали бесконечную природу, бесконечное движение, ее производящее, бесконечное измерение времени, а с ними и извечный мир, без начала и без конца, и еще тысячи и сотни таких же нелепостей, связанных с ними, и неясных бредней. Насытившись до тошноты этими бреднями, не умея создать что-нибудь соответствующее смертным или науке смертных, они придумали, как ехидны, надуманные понятия: горы, понатужившись, родили нелепого мышонка. Действительно, эти знаменитости утверждают, что в природе непременно должен находиться двигатель, необходимым образом неподвижный, естественным образом приводящий в действие все природные вещи. Замечательно! Но такова природа, которую они определяют как начало движения (я уж не говорю и покоя, так как движение не может родить покой). Зачем зря вводить этот неподвижный двигатель как принцип, приводящий в движение природные вещи? Этого неподвижного естественного двигателя было бы достаточно, чтобы вызвать движение всех природных вещей, ибо они не осмелятся, конечно, продолжать в том же духе и смешивать природу с первым двигателем и говорить, что это одно и то же. Отсюда вывод, что они вынуждены будут или признать, что две разные вещи имеют одно и то же определение, или признаться, что они напрасно ввели в природу еще другое начало движения. Но предположим, что это так. Спрашивается: если обязательно нужно, чтобы в природе находился естественный двигатель, то подчиняется ли он природе или нет? Признаюсь, я не отдаю себе отчета, каков их ответ, но скажу, что думаю я. Если этот двигатель подчинялся бы природе, то не он двигал бы природой, а природа двигала бы его, следовательно, двигатель не был бы неподвижным. Если же он не подчинялся бы природе, тогда, согласно определению природы, сам двигатель нуждался бы в другой природе, которая была бы причиной состояния покоя неподвижного двигателя, потому что, согласно схоластике, мы не можем представить себе, чтобы из неподвижности произошло что-либо, кроме покоя.