Для любовников и воров - [2]

Я знал, как следует истолковывать слова матери. Она имела в виду, что выбор зависит от меня: если я захочу выполнить заказ – это мое дело, и вся ответственность ложится на меня, а сама она пыталась меня отговорить.

Далекий гром, протяжный, как рев зверя, встретил меня, когда я вышел на улицу. На небе, известном своим непостоянством, отдельные участки попеременно то прояснялись, то заволакивались налетавшими облаками. Однако на севере виднелась темная грозовая туча, которая неумолимо надвигалась и выглядела действительно устрашающе. Я положил упаковку свечей в ящик на велосипеде и выехал на шоссе, на длинную тополиную аллею, тянувшуюся вдоль реки. Ветви деревьев качались от порывов ветра, а листья едва отражали свет, как зеркала в полумраке. Я энергично нажал на педали. Вскоре я проехал захудалый поселок, который некоторое время назад заселили рабочие с электростанции. Там, в этом призрачном и крошечном пригороде, затерявшемся среди полей, жили самые бедные семьи округи и эмигранты из Марокко. Отсюда дорога углублялась в горы через каштановые и дубовые рощи. Через несколько километров извилистого и узкого пути началась неасфальтированная дорога. Там я должен был ехать, внимательно глядя вниз, чтобы не наткнуться на камни. Запах сырости и растений был очень сильный, слегка пьянящий. Корни деревьев появлялись на поверхности посреди дороги и вновь исчезали под землей, как извивающиеся змеи. Для того чтобы не наткнуться на них, мне иногда приходилось ехать по самому краю дороги, по мягкому ковру мха.

Дорога, длинная и извилистая, как казалось, петляла в горах. Когда я одолел значительную часть пути, крупная капля дождя упала мне на голову. Я посмотрел вверх. Там еще были видны клочки голубого неба, но грозовая туча нависла уже прямо надо мной. Я подумал, что свечи промокнут от дождя.

Однако я ошибся. Продолжали падать редкие крупные капли, и внезапно все погрузилось во мрак, но туча так и не могла разразиться ливнем. За последним поворотом показалась усадьба издателя. Калитка была открыта. Я прокатил за нее велосипед и пересек сад. Прошел мимо питомника с экзотическими птицами, в котором царила настораживающая тишина, и подумал, что птицы, напуганные приближающейся грозой, сбились в кучу в глубине своего домика. Я миновал бывший зерновой склад, превращенный в гостевой домик, и направился к дому. Невысокий холм, на котором он стоял, порос травой. На этом пригорке одиноко возвышалась большая плакучая ива, ветви которой под порывами ветра казались огромными морскими водорослями.

Как делали все и даже сам Пако, я не вошел в главную дверь, а обогнул фасад для того, чтобы пройти через дверь, ведущую на кухню. Когда я завернул за угол, порыв мокрого ветра, как будто влажной простыней, хлестнул меня по лицу. Собака издателя скулила, прижавшись к земле, но не попыталась войти со мной в дом.

Я был немного удивлен, увидев кухню пустой.

На большом столе в середине кухни стояла глиняная миска с фруктами и коробка с луком пореем. Я положил свечи рядом. Так как не раздавалось ни звука, я громко позвал Лурдес, служанку издателя, но навстречу мне вышел он сам. Пако был не в своей обычной одежде, а в костюме, который ему велик. Воротник рубашки был расстегнут. Издатель патетически воздевал руки вверх, что делало его похожим на ожившую статую оратора:

– Ты видел эту бездельницу? Ты встретил ее по дороге? Куда, черт возьми, она запропастилась? А свечи-то по крайней мере ты принес?

Когда на тебя обрушивают целый шквал вопросов, чувствуешь себя как на минном поле. В этом случае лучше сохранять спокойствие и не отвечать ничего. Поэтому я пожал плечами и молча указал на стол. Пако взял принесенный мной пакет и исчез в комнате. Через несколько секунд он вернулся.

– Это точно свечи? – спросил он, стараясь разорвать упаковку. – Твоя мать вечно все путает. Однажды я заказал у нее хозяйственное мыло, а она прислала мне щелочь. Да еще и огромную упаковку. Хорошо еще, что Лурдес попробовала ее раньше, чем я. И представляешь – целую неделю потом не могла работать.

Он вытащил несколько свечей и глубоко вдохнул восковой аромат. Издатель был неравнодушен к запахам – гораздо больше, чем его собака, вялая и совершенно нелюбопытная.

В казино Пако всегда обнюхивал содержимое стакана, прежде чем пригубить его, даже если это была вода, а когда хотел что-нибудь вспомнить, подносил руки к носу, как будто его пальцы хранили в себе больше информации, чем могла удержать память. Также он нюхал руки, вынимая их из карманов, и молча кивал, узнав свой запах; вымыв руки мылом с незнакомым ароматом, он обнюхивал их с тем вожделением, с каким вдыхают запах духов через несколько часов после ухода проститутки.

– Я должен вернуться в город, – сказал я, не переставая думать о приближающемся ливне.

– Вернуться в город ты всегда успеешь. Лучше бы поехал мир посмотреть.

Не говоря больше ни слова, он ушел, оставив меня одного. Я постоял в нерешительности несколько секунд и вышел на улицу. Небо было таким темным, что казалось, будто наступила ночь. Время от времени раздавались оглушительные раскаты, сопровождавшиеся таким продолжительным шумом обвала, как будто подножие горы взрывали динамитом. В темноте воображению рисовались телеги с камнями, огромные кучи трута, раскаленные угли, электрические разряды и неуловимые завывающие тени – все, что угодно, но только не дождь.