Для англоманов: Мюриэл Спарк, и не только - [4]

На курсах по внедрению новейших финансовых технологий она познакомилась с молодым бухгалтером Невиллом Холлоуэем, работавшем в том же бирмингемском отделении банка, и они начали встречаться. Невилл был миловидный молодой человек с темно-карими глазами и ослепительной белозубой улыбкой. У Эммы, в отличие от него, зубы были мелкими и неровными, поэтому улыбаться она старалась поменьше. Впрочем, и ей было чем похвастаться. Когда она, сидя или стоя рядом с Невиллом, смотрела на себя, натуральную блондинку с отменной фигурой, в зеркало, то думала: «Какая же мы превосходная пара!» Через некоторое время Невилл переехал к Эмме и с похвальной готовностью стал платить свою долю за квартиру, участвовал и в других расходах. В рабочие дни они вместе шли пешком на работу, а в выходные — бегали трусцой вдоль канала. Часто ходили в рестораны национальной кухни — в центре города такие рестораны росли как грибы. Жили, одним словом, неплохо.

Родители Эммы, люди немолодые, придерживались более строгих нравственных устоев и сожительство дочери с Невиллом не одобряли. Но Невилл им, в общем, нравился, и от критических замечаний они воздерживались. Таков образ жизни современной молодежи — приходится с этим считаться. И все же как-то раз, когда молодые люди прожили вместе уже три года, миссис Добсон не выдержала и поинтересовалась у дочери, какие у нее и у Невилла планы на будущее.

— Тебя интересует, собираемся ли мы пожениться? — спросила Эмма.

— Вот именно, дорогая, — Мейбел Добсон заметно нервничала.

— По правде говоря, я и сама об этом в последнее время думаю, — сказала Эмма матери, чем немного ее успокоила.

В планах Эммы на будущее брак фигурировал всегда. Они с Невиллом прожили вместе достаточно долго и счастливо, чтобы свои отношения упрочить. Вопрос, который задала ей мать, пришелся как нельзя более кстати: теперь у нее появился предлог обсудить ситуацию с Невиллом, что она в тот же вечер и сделала.

Вопрос подруги удивил и несколько смутил его:

— Зачем? Нам ведь и так неплохо, согласись? — недоумевал Невилл.

— Да, но не можем же мы так жить вечно, — возразила Эмма. — Я хочу ребенка. Не прямо сейчас, конечно, — поправилась она. — Со временем. Если же детей отложить на потом, могут возникнуть проблемы со здоровьем.

— Я тебя услышал, Эм, — сказал Невилл. — Но ведь никакой спешки нет, верно?

— В наши дни на организацию свадьбы уходит много времени. Во всяком случае, такой свадьбы, которую хочу я.

— А какую ты хочешь?

— Чтобы она запомнилась на всю жизнь. Хочу, например, чтобы был прием в Лонгстафф-холле, а я знаю, в летнее время у них все субботы расписаны на год вперед.

Лонгстафф-холл был загородным особняком восемнадцатого века, который стоял в парке неподалеку от Солихалла и в котором теперь располагался отель. Однажды Невилл ужинал в этом отеле вместе с Добсонами, отмечавшими там день рождения миссис Добсон, и оценил несомненные плюсы этого заведения.

— А что, нам обязательно нужны суббота и лето? — осведомился он, улыбнувшись своей ослепительной белозубой улыбкой.

— Обязательно, — Эмма не улыбалась. — Свадьба должна состояться в июне, до того как все разъедутся на каникулы.

Эмме всегда хотелось настоящей, классической свадьбы; свадьбы пышной, громкой, запоминающейся, дабы по достоинству отметить изменение в ее семейном статусе. Свадьба явилась бы своеобразной наградой за тяжкий и упорный труд, которому она была обязана своим успехом; наградой и подтверждением достигнутого. Она знала: и родители, и подруги, подруги особенно, считали ее слишком расчетливой и прагматичной, излишне целеустремленной, полагали, что ей не хватает теплоты, непосредственности, что она глуха к романтике. Так пусть же свадьба докажет им, что они ошибаются, что и она не чужда фантазий, эмоций, радости жизни! Вместе с тем Эмма оставалась самой собой. К этому событию она готовилась с присущими ей методичностью, упорством, последовательностью, умением учитывать каждую мелочь — точно так же, как училась и работала. Организация свадьбы стала для нее всепоглощающей страстью, главным делом в жизни, которому она посвящала все свое свободное время.

По счастью, последняя суббота в июне следующего года оказалась в Лонгстафф-холле свободной — кто-то заказ отметил. И Эмма с родителями за девять месяцев до назначенного срока отправилась на встречу с директором отеля. Она уговорила отца снять помещение целиком на один день и одну ночь, чтобы посторонних в гостинице не было. Домой она вернулась с меню ресторана, а также с винной картой и села выбирать блюда; Невиллу она доверила только выбор спиртного. Они составили список гостей, которых набралось полтораста человек, не считая детей. Когда Фрэнк Добсон прикинул, в какую сумму обойдется ему прием, он пришел в ужас.

— На это уйдет целое состояние, — сообщил он жене.

— У тебя одна дочь, — ответила Мейбел Добсон. — Ничего, не разоришься. Она сказала «не разоришься», а не «не разоримся», потому что мистер Добсон был в семье единственным добытчиком: Мейбел одно время работала секретарем у дантиста, но уволилась незадолго до рождения Эммы, их единственной дочери.