Длинные тени советского прошлого - [20]

Советский суд — любимое дитя советской власти

С дореволюционными судебными учреждениями большевистское правительство, разумеется, решило поступить так же, как и с имперским законодательством — их следовало отменить. Что и было сделано посредством принятия первого акта советской власти, предметом регулирования которого являлись как старые, так и новые советские суды. Декрет о суде № 1 от 22 ноября 1917 года установил, что «доныне существующие общие судебные установления, как то: окружные суды, судебные палаты и Правительствующий сенат со всеми департаментами, военные и морские суды всех наименований, а также коммерческие суды» упразднялись. Деятельность мировых судей, ранее избираемых посредством непрямых выборов, приостанавливалась, а сами судьи заменялись «местными судами в лице постоянного местного судьи и двух очередных заседателей, приглашаемых на каждую сессию по особым спискам очередных судей» (п. 2 декрета). Местные судьи должны были избираться путем прямых демократических выборов, а до назначения оных — советами соответствующего уровня. Дореволюционные институты судебных следователей, прокурорского надзора, присяжной и частной адвокатуры упразднялись наравне с судами. Функция предварительного следствия по уголовным делам возлагалась на мировых судей, «в роли же обвинителей и защитников, допускаемых и в стадии предварительного следствия, а по гражданским делам — поверенных, допускаются все не опороченные граждане обоего пола, пользующиеся гражданскими правами». Никаких формальных требований, включая требование о наличии юридического образования и опыта практической деятельности, установлено не было, так что дорога в прокуроры и адвокаты для активистов нового режима была открыта, и препятствий на ней не было. Менее, чем через месяц в № 38 газеты Временного Рабочего и Крестьянского правительства была опубликована Инструкция революционному трибуналу «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и порядке ведения его заседаний». П. 7 (б) инструкции устанавливал, что «при Революционном Трибунале учреждается коллегия лиц, посвящающих себя правозаступничеству, как в форме общественного обвинения, так и общественной защиты»[23]. Названная коллегия, согласно положениям пункта 7 (в), формировалась «путем свободной записи всех лиц, желающих оказать помощь революционному правосудию и представивших рекомендации Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов». В соответствии с пунктом 7 (а), «в качестве обвинителей и защитников, имеющих право участия в деле, допускаются по выбору сторон все пользующиеся политическими правами граждане обоего пола». Появилось и первое формальное требование для потенциальных «правозаступников», стремящихся принять участие в отправлении «революционного правосудия»: быть лояльными новому режиму и иметь неопороченное богатством либо знатностью происхождение, ибо только такие лица могли обладать политическими правами в первые послереволюционные месяцы.

Положение о Народном Суде РСФСР от 30 ноября 1918 года установило дуалистическую систему народных судов и революционных трибуналов. Функция предварительного следствия была передана вновь создаваемым городским и уездным следственным комиссиям (ст. 28), дознание было отнесено к компетенции недавно образованной советской милиции. Уже процитированная выше ст. 22 («при рассмотрении всех дел Народный Суд применяет декреты Рабоче-Крестьянского Правительства, а в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты такового руководствуется социалистическим правосознанием») содержала запрет ссылаться в приговорах и решениях на «законы свергнутых правительств». Положения ст. 24 («Народный Суд не стеснен никакими формальными доказательствами и от него зависит по обстоятельствам дела допустить те или иные доказательства или потребовать их от третьих лиц, для коих такое требование обязательно. Присяга, как доказательство, не допускается».) заложили фундамент безгранично широкого судейского усмотрения и избирательного правоприменения, ставших впоследствии таким же узнаваемым российским брендом, как водка, матрешка и балалайка.

Ст. 4 положения определяла компетенцию революционных трибуналов: дела о контрреволюционных деяниях и выступлениях, саботаже, дискредитировании Советской власти и шпионаже. В этой же статье было установлено, что революционные трибуналы самостоятельно определяли, имеет ли конкретное деяние политическое значение. В случае, если в деянии отсутствовала политическая компонента, его следовало передать на рассмотрение в народный суд. На практике же, как отмечают видные исследователи советского уголовного права, все происходило с точностью до наоборот. Функции народных судов в очень значительной степени были узурпированы революционными трибуналами, и в периоде 1917 по 1922 год правосудие по-советски осуществлялось именно этими органами[24]. Одновременно с ними функционировали созданные в декабре 1917 года «чека» (отделения Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем). Революционные трибуналы были учреждены для рассмотрения дел по таким преступлениям, как организованное неповиновение, саботаж и умышленная порча активов. По мнению профессора Г. Бермана, много лет посвятившего изучению советского уголовного права и процесса, изначально предполагалось, что революционные трибуналы «станут открытыми публичными судами, где обвинение и защита будут равноценно участвовать в рассмотрении дел. Но после убийства Урицкого и покушения на жизнь Ленина (30 августа 1918 года) формальности были отброшены». Н.В. Крыленко, прокурор по особо важным делам и впоследствии нарком юстиции, открыто заявлял от том, в юрисдикции трибуналов необходима полная свобода репрессий, расстрелы были повседневной практикой, а ценность трибунала или же его председателя определялась тем, в какой степени они оправдывали свое предназначение в качестве орудия террора