Длинные тени - [134]
Разговор принял такой характер, что Берек не без основания подумал: «Будь здесь кто-нибудь из журналистов, он мог бы написать: «Беседа прошла в дружественной обстановке».
Береку также кажется, что Преснер как будто задумал систематизировать богатый опыт бывшего обершарфюрера СС по части массовых убийств. Чуть ли не с похвалой отзывается он об инициативе, находчивости и организаторском таланте Вагнера, проявленном им при уничтожении десятков тысяч людей, и, главным образом, о том, как ловко удавалось ему притупить у осужденных дух сопротивления. Для тех, кто и в наше время прибегает к репрессиям, этот опыт весьма ценен. Преснер так и вьется вокруг Вагнера, как пчела вокруг меда.
Психолог хочет узнать поподробнее, какие тесты один из надзирателей в Треблинке, некий Макс Билас, применял при отборе узников на временные работы.
— Билас, Макс Билас? — переспрашивает Вагнер и морщит лоб. — Такого надзирателя я, кажется, припоминаю. Да, был такой, но какие тесты он мог придумать и зачем они ему понадобились? Все способы выявления трудоспособности отдельных лиц или групп мы досконально изучили в школе Хартгейма, когда в Польше еще и лагерей не было. Испытания проводились на немецких и австрийских коммунистах и социал-демократах, и мы убедились, что все было нами заранее предусмотрено и наши расчеты оказались абсолютно правильными и точными.
Если бы Берек мог себе позволить, он бы спросил у Вагнера: «Так уж все? А восстания в Треблинке и Собиборе?»
Преснеру же Берек сказал бы:
«Господин психолог, какие это были тесты, я мог бы вам рассказать не хуже Вагнера. Правда, один раз, но я сам видел, как обершарфюрер СС Густав Вагнер, с которым вы так мило беседуете, поступал с изможденными, обессиленными людьми, которых только что выгрузили из эшелона. Он приказал: «Специалисты, шаг вперед!»
По одному его взгляду нетрудно было понять, что любой из тех, кого сюда пригнали, для него ничего не значит, что каждому из них в его глазах грош цена. Никого не интересует, сколько их прибыло, сколько им лет. Всех до единого уничтожат. А специалисты, которых собираются в данную минуту использовать, чуть дольше задержатся на этом свете. Отсрочка может длиться часы, дни, но не более нескольких недель.
О тех, кто не сделал шага вперед, некоторые историки и сторонники экспериментальной психологии теперь пишут: «Они устремились в объятия смерти, как те овцы, что бегут к сочному пастбищу». Мало того, находятся и такие, что утверждают: «В своем добровольном марше к смерти осужденные видели возвышающий их поступок». И ни у кого из этих «эрудитов» рука не дрогнет и язык не отнимется». Но психолог Петер Преснер Берека не слышит. Он не сводит глаз с Вагнера.
— Правильно, — поддакивает он ему, — вам быстро и легко удалось отделить и отбросить слабых, обессиленных, которых уже нельзя было использовать в качестве рабочей силы. Ну, а дальше?
Что было дальше — это Берек запомнил на всю жизнь. Непригодных или тех, кто не пожелал быть рабом, в «гигиенических целях» стригли наголо и отсылали по «небесной дороге» на тот свет.
Преснеру не терпелось узнать поподробнее о всех приемах и способах, применявшихся в этом «эксперименте», но время, отпущенное для беседы с заключенным, истекло. «Господин Вагнер…» — успел он лишь произнести самым дружественным тоном, когда открылась дверь и охранник дал понять, что свидание окончено. Шлезингеру полицейский передал фонендоскоп, тонометр и микроаппарат для кардиограммы. Такие же приборы Берек привез с собой из Амстердама, но в комнате ожидания их у него отобрали. Теперь ему дали тюремную аппаратуру. Оба эксперта покинули помещение. Психолог Преснер был явно доволен беседой с Вагнером.
Остались они втроем: Вагнер, охранник и Берек, вернее — доктор Бернард Шлезингер. Как водится в таких случаях, разговор принял другой оборот: речь пошла о болезнях и лекарствах.
Наконец Вагнер может свободно вздохнуть. Во всю свою длину он вытянулся на топчане, но из-под толстых стекол очков заметно, как в глубине его зрачков затаился испуг. Он жалуется на боль в подреберье, на тяжесть в затылке. Шлезингер делает ему укол — это должно снять боль и заодно снизить давление.
Когда речь заходит о здоровье, Вагнер становится словоохотливым. К лечащему врачу он испытывает доверие. Он лежит полуголый на краю топчана. Отвечая на вопросы врача, он как бы перелистывает страницы своей жизни.
— Мои родители были людьми среднего достатка. Я никогда не бездельничал. Был посыльным в лавке, лоточником, потом обыкновенным австрийским служащим. Спиртными напитками не злоупотреблял, если не считать какое-то короткое время. Но это было еще до войны. Ранен или контужен не был. Часто приходилось работать сверх меры, но нервничать? Никогда. Это не согласуется с моими принципами. У меня сильная воля, я приучен к самодисциплине. Чем я лечил язву желудка? Пил минеральную воду, принимал ванны и другие процедуры. Нет, не думаю, что желудочные боли связаны с военным временем. У меня была обычная работа. Да, герр Шлезингер, самая обыкновенная. Мог бы я спокойно, без содрогания созерцать предсмертные муки? Что же тут такого, если это не касается близкого тебе человека?
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.
Летом 1941 года в составе Вермахта и войск СС в Советский Союз вторглись так называемые национальные легионы фюрера — десятки тысяч голландских, датских, норвежских, шведских, бельгийских и французских freiwiligen (добровольцев), одурманенных нацистской пропагандой, решивших принять участие в «крестовом походе против коммунизма».Среди них был и автор этой книги, голландец Хендрик Фертен, добровольно вступивший в войска СС и воевавший на Восточном фронте — сначала в 5-й танковой дивизии СС «Викинг», затем в голландском полку СС «Бесслейн» — с 1941 года и до последних дней войны (гарнизон крепости Бреслау, в обороне которой участвовал Фертен, сложил оружие лишь 6 мая 1941 года)
В книге рассказывается о жизни знаменитого немецкого археолога Генриха Шлимана, о раскопках Трои и других очагов микенской культуры.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".
Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.