Длинные тени грехов - [4]

— Я те побожусь! — шлёпнула его по затылку кухарка, — остатки пирога кто стащил, а?

— А крысы! Не брал я вашего пирога!

Из господских покоев спустилась вниз приживалка Перпетуя, которую часто называли «Блаженной», а она не возражала. Перпетуя ещё в доме боярина Арсеньева ходила за его дочками. После того, как старшая, Дарья Михайловна, вышла замуж за Меншикова, а младшая, Варвара, поселилась у сестры, Перпетуя последовала за барышнями, да так и осталась при них, видать, до конца жизни. Перед челядью хитрая тётка придавала себе вес, позволяла высокомерное обращение, но многие подозревали, что терпят её в доме и сам князь, и члены его семейства, скорее, как шутиху, вровень с карлицами. Может, и было Перпетуе то обидно, но сытая жизнь оказалась дороже гордости. Александр Данилович в хорошем настроении любил вести с приживалкой шуточные споры на разные темы и хохотал так, что стены дрожали, слушая её карканье о безбожных временах и скором конце света.

— По ночам в кладовой черти шуруют, — перекрестилась Перпетуя, — сама слышала. Вот утащат тебя в ад, а всё по алчности твоей утробы ненасытной! — помахала она клюкой в сторону Васятки.

— Да ты сама на чёрта похожа, — фыркнул Харитон, — тебя в темноте испугаться можно!

— Черти — не черти, а таскать еду никому не позволено, с меня спрос будет, а стражники с ночи, ох, какие голодные приходят! — кухарка ещё раз дёрнула парня за ухо. Тот взвизгнул, видать, все же больно было.

— Оставь его, Глаша, — Анна вырвала мальчишку из натруженных рук, — Фроське всё прощается, а парнишку ты поедом ешь!

— Фроська никогда еду не воровала! — бросилась кухарка на защиту своей протеже.

— А ей и не надо, ты же её подкармливаешь, вон, девка скоро в дверь боком проходить будет, — кастелянша неодобрительно осмотрела Фросю и повернула к себе Васятку.

— Ты всё время хочешь есть, да? — ласково спросила она. Мальчик кивнул и шмыгнул носом.

— Обещай, что не будешь таскать еду из кладовой. Нехорошо это, нельзя. Лучше у меня попроси, обещаешь?

— Как прикажите, Анна Николаевна, — Васятка опустил голову, блеснув лукаво глазками.

Фроська громко фыркнула, но Анна серьёзно посмотрела на парня:

— Поклянись, что не будешь красть еду, — она указала на икону в углу кухни.

Перекрестившись, Вася громко поклялся, что никогда не полезет в кладовку.

— О-о-о, я тоже постоянно думал о еде, когда был такой, — улыбнулся повар Гийом, — потому и вертелся на кухне. Мадам Анна, вы очень добры.

Галантный француз частенько одаривал кастеляншу, а впрочем, и всех баб, комплиментами на зависть Степану, который голову ломал, чем этаким обратить на себя внимание Анны, но дальше: «Эх, и ядрёная же баба!» дело не шло.

— Нет никакой доброты, мир жесток и равнодушен, — пожала плечами кастелянша, — и мальчик уже слишком хорошо это знает.

— О, нет, прекрасная мадам, — возразил француз, — я так не думаю, и вы свои же слова… как это… о-про-вер-жите?

— Да? Тогда спросите Степана Ивановича, — процедила Анна, — он вам расскажет и о доброте, и о милосердии… Сколько смертей вы видели, а?

— Так ведь война — она война и есть, — растерялся Крайнов не столько от вопроса, сколько от сверкавших глаз кастелянши. Анна служила во дворце князя уже четвертый год, и Степан редко видел её такой оживлённой, — там кругом смерть.

— А зачем же вы каждый Божий день Сашеньке о баталиях да об осадах рассказываете? Зачем маленькому-то к жестокостям привыкать?

— А как же? — не понял бывший денщик, — Виктории наши чтоб знал, помнил, чей он сын есть…

— Так вот всё и рассказываете? — процедила кастелянша.

Степан помолчал и отвёл глаза.

— Нет, вы правы, Анна Николаевна, не надобно мальчонке знать… кое о чём, не надобно…

— Толкуете вы о том, что мне не ведомо, — заинтересовался Гийом, — а я бы послушал о былых сражениях — не малое дитя, не устрашусь.

— Мне, сударь, недосуг с вами лясы точить, — хмуро ответил Степан, — да и всё уж вам сказывал. Да и забывать уже стал что-то… А иное и рад бы забыть…

— А-а-а, — махнула рукой Анна, другой приводя в порядок вихры Васятки, — что с вами говорить!

— Ах, Перпетуюшка, — прервала Глафира малоинтересную беседу, — принесла ли ты мазь для Фроськи? Я ей ужо обещала.

Приживалка покопалась в своих широких чёрных одеждах и извлекла из их недр небольшую баночку.

— Возьми, девушка, а окаянную лекарству заморскую выбрось вон. — Фроська приняла дар и поклонилась с благодарностью, — Тут сила не токмо травная, а и слова Божьего, не так ли, Анна? — обратилась блаженная к кастелянше. Та наклонила темноволосую голову в знак согласия.

— Да молитву не забудь, в грехах покайся, — строго велела Перпетуя, и прислужница испуганно закивала.

— Какие же грехи у нашей чернушки? — засмеялся Харитон, — Да и любой о грешных мыслях забудет, на Фроську глядючи… со страху.

— Зубоскал поганый! — набросились на молодца женщины, да и Степан с Гийомом неодобрительно отнеслись к грубоватой шутке княжеского лакея.

После трапезы собрались расходиться, Анна осторожно отозвала Крайнова в сторону.

— Степан Иванович, право же, поговорите с князем насчёт Катерины, — горячо прошептала она, — а пуще того, с княгиней.