Длинные тени грехов - [2]

* * *

А кормили в этом доме так сытно, как мало где на белом свете, и люди счастье своё понимали. Глафира же делилась сведениями, что на нынешний день княгиня велела приготовить повару Гийому. Слушали — дивились, завидовали лакеям, которые за столом прислуживают — узрят чудеса этакие!

После трапезы по своим делам разошлись — у дворецкого Ван Келлера с бездельниками разговор короткий. Остались лишь избранные, можно было себя побаловать вчерашним калачом с чайком. Князь с семейством весьма почитал напиток сей, и верным слугам доставались остатки заварки с ужина.

— Нашлась салфетка камчатая, — все повернулись на низкий певучий голос, — барышни для куклы покрывало сделали, — бледное лицо вошедшей женщины озарила тень улыбки, и тут же вернулись строгость и усталость.

— Садись с нами, Аннушка, откушай чаю, — пригласила Глафира вошедшую.

А за спиной кастелянши Анны, скромно потупившись, стояла Катюша Крайнова. Глаза Степана засветились при появлении дочери, и Анне досталась немалая доля тепла, на проявление коего старый солдат был скуповат.

Анна и Катюша присели за общий стол для прислуги. Лакей Харитон, поскольку князь отошёл ко сну, позволил себе остаться и сейчас ловил взгляд нареченной, прикрывшись рукой от сурового её батюшки.

Степан заметил маневры молодца, но только крякнул и обратился почтительно к княжеской кастелянше:

— А скажите, Анна Николаевна, довольны ли вы Катериной?

— Весьма, — сдержанно ответила та, хотела что-то добавить, но передумала, поведя строго очерченной бровью в сторону Харитона.

В кухню вошла, сняв валенки в дверях, девка Фрося — кухонная работница, её морковного цвета волосы полыхнули факелом. Молча взялась драить чугунок, размахивая от усердия подолом.

— Ну-ну, подальше отойди, — брезгливо поёжился Харитон, отъезжая на лавке.

— А чё? — вскинула белесые бровки девка, — тоже мне боярин шелудивый!

— Сама шелудивая, дура! — обозлился лакей. — Заразу выведи, потом к честным людям приближайся!

— Не помогает средство-то? — сочувственно повернулась кухарка к Фросе. Та из стороны в сторону помотала тощей косицей.

— Да оно и понятно, иноземная эта пудра разве кому поможет! А Перпетуя с Аннушкой обещались для тебя мазилку сделать…

— Тама у ворот дяденька коробейник просится, — Васятка возник, как чёртик из табакерки и, глотая слюну, смотрел на остатки еды на столе, — сказывает, товар хороший…

— Нечего во двор пускать невесть кого, — прорычал Степан, — чай, не простой дом у нас…

— Погодите, Степан Иванович, — махнула рукой Глафира, — вы-то в город выходите, почитай, каждый день, а нам, нешто, и побаловать себя нельзя? Тепереча до Масленицы в лавки не попадём.

— И то правда, — согласилась кастелянша, — мне вот гребень новый нужен…

— Ладно, но я со стервеца глаз не спущу, чтобы в хоромы ни ногой! Да стражнику скажи, Васятка, пусть в людскую его ведёт!

Вместе с коробейником через чёрный ход в людскую ворвался запах мороза и ветра с Невы, загадочные ароматы большого мира, сразу стало тесно и шумно.

— А вот для раскрасавиц всякие радости! Для девушек-душенек, для молодух-прелестниц, для бабонек-затейниц! — с порога завёл ухарь.

— Цыть, ты, ирод, — оборвал его Степан, закрывший собой проход к парадной лестнице, — чего разорался?

Молодец сорвал шапку с головы и тряхнул буйными кудрями:

— Прощения прошу, боярин, буду тише мыши на полатях. Звать-величать меня Акимом Зотовым, — он снял с шеи короб и поставил на лавку, предлагая рассмотреть товар. Женщины, забыв обо всём на свете, бросились копаться в каких-то финтифлюшках, к неудовольствию Крайнова.

— Ты, красавица, пользуешься помадой? — спросил ласково парень у Катюши.

— Нет, один раз только княгиня меня украсила… в шутку, — робко ответила девушка.

— Ну, у княгини-то помада, небось, французская? — подмигнул торговец. — А у меня простая, наша, для русских девушек, — Аким осторожно помазал палец и поднёс к и без того румяным губам Кати.

— Нам это ни к чему! — Харитон дёрнул за руку невесту и оттеснил её от молодца. Тот усмехнулся понимающе и перенёс внимание на Анну.

— А для тебя, милая, платочки имеются, чтобы перед супругом нарядной показаться, — сверкнул он зубами.

— Вдовая я, — тихо ответила Анна, подняв взгляд от всевозможных гребней.

— Ну, с такой-то красотой это ненадолго, — пропел молодец, жадным взглядом охватывая статную фигуру кастелянши, — в самом соку бабонька!

Анна смутилась, как девчонка.

— Из Малороссии, что ли, будешь? — тихо спросил Аким. — С какого места-то?

— Из Чернигова, — в тон ему ответила кастелянша и, скромно улыбнувшись, расплатилась за гребень.

Сам не зная почему, Степан начал злиться и на прохиндея, и на баб, у которых в голове одни игрушки. Но тут вмешалась Глафира — в её почтенном возрасте уже меньше интересуются украшениями, а больше ценят дружескую беседу.

— А скажи-ка, мил человек, что там на свете белом делается? — кухарка протянула торговцу Акиму кружку разогретого молока. Тот принял дар с благодарностью и присел рядом со своим лотком.

— Да разные слухи по городу разлетаются, — осторожно покосился он на Крайнова, — вот слышал, дела царевича совсем плохи… Вернулся он в Россию да сидит, сказывают, под домашним арестом… А может, и не сидит… И допрашивает его сам царь… А что далее будет — Господу нашему одному и ведомо.