Дивное поле - [82]

Шрифт
Интервал

— Вы приходите ко мне на ферму, я с вами экскурсию проведу. Электродойка, она такая: поставил стаканчики на коровьи титьки и ж-ж-ж! — потекло молочко.

— Знаем мы, — сказала Катя. — Эка невидаль. Вы лучше о навозе. Когда будет механизация? Мама надорвалась с вилами да лопатой.

— Ты, дочушка, за маму не расписывайся. — Пелагея добро усмехнулась, представив себе дебелую, сильную в плечах Домну. — Она вил не боится. Опять же скотник у нас на ферме есть, он-то в основном с вилами... А механизация будет. Не все сразу.

— Не знаю, кто как, а я в деревне не останусь, — сказала Катя. — Отток рабочих рук из деревни в город — это закономерный процесс, я лектора из области слушала. Промышленность растет, развивается. Значит, нечего нас и агитировать.

— Да она не в промышленность, она в продавцы решила, — дала о себе знать востренькая. — Представляете, девочки? В белом колпаке наша Катерина, в кондитерском отделе... Будет дальше щеки наедать!

Девчата засмеялись, зашумели.

— Так-то оно так, можно и по торговой части. — Пелагея чуяла, что пора кончать затянувшуюся беседу, и было ей грустно, что серьезный разговор кончался вот так — криками да смехом. — Неволить вас никто не будет. Только и о том подумать надо: вот уйдем на пенсию мы, старухи, перемрем помаленьку — кому тогда работать?..

Ее уже никто не слушал, и говорила она для себя самой — размышляла вслух...


Маринка, выскочив за дверь класса, побежала по коридору и столкнулась нос к носу с директором Валерием Валентиновичем. Ему, видно, наскучило сидеть за отчетом. Был он парень хоть куда, когда не сидел, горбясь, за письменным столом в кабинете. Был директор высок, худощав, с небольшой русой бородкой. Не боясь потерять авторитет руководителя, воспитателя, преподавателя серьезной науки — истории, он ходил по субботам на танцы в колхозный клуб. Там и встречалась с ним Маринка.

— Вы куда? — спросил Валерий Валентинович. — Такая красная?

— А вы куда? Такой бледный?

Несмотря на солидное число вальсов, танго и шейков, станцованных в паре друг с другом, они были на «вы»: Маринка по школьной привычке, он — чтобы не быть фамильярным с недавней своей ученицей.

— Я в десятый «А», — сообщил директор. — Как там Тишкина?

— Выступает.

— Ну и как?

— Классно выступает в десятом «А» классе, — сострила Маринка и хихикнула. — Захватывающе. Муха пролетит — слышно.

— Между прочим, почин может получиться.

— Какой почин?

— На всю область. Представляете? Первая полоса газеты, вверху жирным шрифтом: «Будем доярками! — заявляют выпускники Могуче-Тракторской средней школы».

Валерий Валентинович с веселым и несколько хищным блеском в зеленых круглых глазах потер руки.

— А вы тщеславны, — заметила Маринка кокетливо, щеголяя непростым словом.

— Ну! — сказал польщенный директор. — Может, выйдем в сад, поболтаем?

А пока они любезничали в саду, Пелагея спешно заканчивала беседу со школьницами. Теперь она точно знала, что агитатор из нее никакой и не обиделась на Лину Николаевну, когда та простилась с ней холодно — лишь кивнула небрежно.

— Вот и она, — сказала Маринка директору, увидев на школьном крыльце Пелагею. Они поднялись и пошли ей навстречу.

— Разрешите поблагодарить. — Директор осторожно потряс Пелагеину руку.

— Да, кажись, не за что. — Пелагея была тиха и задумчива. — Не обессудьте, коли что... Пойдем, дочушка?

Слегка озадаченный директор смотрел им вслед — дробной горбатенькой Пелагее и ладной фигуристой Маринке.

— Пора, давно пора, — поглаживая шею, пробормотал Валерий Валентинович, но даже сам себе он не мог бы объяснить толком, что значило это — пора...

Маринка же, успевшая забыть уже о директоре, прилаживаясь к мелким шажкам Пелагеи, пытала ее:

— Ну что, согласны они? Пойдут на ферму?

— А бог их знает. Разве в чужую душу заглянешь? Не знаешь, как и подступиться к вам, молодым. Катька, Домнина дочка, будто и слушала внимательно, щеку кулаком подперла, а потом так и отрезала напрямки — в деревне, мол, ни за какие коврижки не останусь, в городе слаже, мол, коврижки.

— Плохо, — сказала Маринка.

— Знамо, плохо. Чего уж хорошего...

Они подходили к коровнику.

— Заскочить, что ли? — оживилась Пелагея. — На минутку?

— Да ведь нас на целый день отпустили, — раздраженно сказала Маринка. —И за коровами Домна посмотрит.

— И то, — устало махнула рукой Пелагея. — Скорей бы до хаты, дочушка. Нездоровится мне что-то...

Тропа привычно и легко легла ей под ноги. Пелагея шла ссутулясь, уставя глаза в землю, узнавая на стежке каждый бугорок, каждую трещинку.

— Не расстраивайся, — сказала Маринка. — Обойдется.

— Да ты только подумай, дочушка, как все негоже повернулось: я председателю обещала сагитировать девок, надеялся он... Ой, чуяла я! — Пелагея снова вспомнила, как невнимательны были девочки, ‚как шумели и смеялись. — Ой, чуяла я неладное!..

Защемило сердце. Побледнев, она опустилась на камень-валун.

— Отдохнем трохи, дочушка.

— Можно и отдохнуть, — сказала Маринка, — спешить теперь некуда. — И плюхнулась в густую траву.

— Вот он и пригодился родненький, — говорила Пелагея, борясь с одышкой, благодарно поглаживая неровный, в мелких рябинках бок валуна.


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.