Дивное поле - [75]

Вот уж истинно, чем старей, тем смешней. Народную умелицу и трудолюбку восьмидесятилетнюю ткаху Пелагею Ивановну Раиса обнаружила на печке, за трубой. Старушка сидела там в полутьме, позабыв о кроснах и половиках, прижимая к боку белую, с красным коком курицу. От чешуйчатой, как у ящера, куриной лапы тянулась веревочка, концом намотанная на бабкин кулак. Кура суматошно кудахтала, хлопала крыльями, вырываясь, и царапала острыми коготками Пелагеины руки. «От хоря хохлатую берегу, — объяснила ткаха с печи. — Последняя осталась. Пять штук за весну сожрал, ненасыта...»

— Надо помочь бабусе, — сказала Раиса Котик — Ведь ты с ружьем приехал, вот и застрели хоря.

— А что — и застрелю, — пообещал Костик. — Завтра же капут ему устрою...

Вечером, в сиянии молодого месяца, несуразный, как привидение, вступил на бивачную территорию мелиоратор Кузьмишкин. Темный силуэт его делало жутким нечто конусообразное, зыбкое, болтавшееся за его спиной, и узкий длинный предмет, пересекавший фигуру посередине. Крадучись, Петр нес мережу — браконьерскую снасть и лодочное весло. Капроновая мотня мережи волочилась сзади по земле, сбивая с травы вечернюю росу и оставляя туманную полосу среди мерцавшей под месяцем влаги.

Посвечивая фонариком, они спустились с крутого берега к озеру, где в редких камышах, накрепко притороченная к железному шкворню, негромко пошумливала, виляя долгим телом, постукивая днищем по волне, рыбацкая лодка. Петр отомкнул ее, бросил цепь с замком в корму, они погрузили снасть, сами сели и поплыли по лунной дорожке к другому берегу, к устью речки. Там нерестилась рыба. Набилось ее в речку, видать, очень густо — при первом же погружении мережа наполнилась живой благодатной тяжестью столь щедро, что Петр едва-едва поднял мотню над водой. Костик ловко подхватил ее и бултыхнул в лодку. Попалась в основном плотва — увесистая, пузатая, распираемая икрой. «Ведра три, — прикинул в уме Костик. — Высушу — славная закусь будет под пиво». И, азартно хохотнув, потирая руки, приказал Петру бросать мережу второй раз. Но тут раздался вдруг

стрекот мотора, из-за ближайшего. острова выскочил. тупорылый катерок с фонарем на носу и ринулся прямо к ним.

— Егерь! — испуганно зашептал Петр. — Гаси свет. Рыбу за борт! — И стал суматошно хватать плотву, швырять ее куда попадя.

— Ты что, спятил? — осадил его Костик, брезгливо стирая со щеки брызнувшую в лицо икру. — Я твоего егеря в гробу видел...

Однако егерь вовсе не походил на покойника. Будто влитый в корму, в форменной фуражке с высокой тульей, тяжелом армейском плаще с капюшоном, он подкатил к ним, словно сила сама, как власть сама, и, сделав крутой вираж, намертво закольцевав плоскодонку, резко заглушил мотор. И напрасно Петр отворачивался, прятал лицо от фонаря, высоко поднятого егерем,

— Ты, Кузьмишкин?

— Ну я...

— А это кто с тобой?

— Ты меня светом не слепи! — вломился в амбицию Костик, заметив, что егерь лишь по первому впечатле нию грозен, а приглядеться — мужик как мужик. — Ты меня знаешь, чтобы светом слепить? Может, я министр той же рыбной промышленности. Из Москвы на отдых прибыл.

Егерь, будто глух был, заглянул в лодку.

— Давно поймали?

— Только что, Леонидыч, — с подобострастной поспешностью ответствовал Кузьмишкин. — Живая еще.

— Ну коли живая, пускай живет себе на здоровье... Ясна мысль? Давай ее назад в воду. — Это как назад? — закричал Костик. — Умный какой нашелся. Ты сначала налови ее, а потом распоряжайся!

— На штраф нарываетесь, товарищ, — насупился в фонарном свете Леонидыч. — Могу устроить...

— Нет, ты глянь только, Петро, — Костик судорожно поворотился к мелиоратору, ища поддержки. — Дожили, называется, выходит, и рыбы нельзя половить. Это-то мне, местному, тутошнему, приехавшему на пару дней к родной мамане. Трудяге от комля, строителю заслуженному, бульдозеристу... Издевается он надо мной, что ли, твой Леонидыч?.. Ну нет, формалист несчастный, не с тем связался, я тебе покажу, как слепить рабочего человека!..

—Я, промежду прочим, не только под штраф могу подвести, — сказал Леонидыч. — Могу и под суд вас упечь, товарищ, заслуженный строитель.

— За что? — картинно взрыднул Костик и картинно рванул на груди рубашку.

— За это самое — незаконную ловлю запрещенной снастью в неположенное время.

Костик застегнул рубашку, ощупал пуговицы — все ли целы?

— Ну хорош‚ — сказал спокойно. — Зря прикидываешься глупым, вижу, умный ты. А раз так, давай логически рассуждать, по-современному. В этом озере мужики испокон веку рыбу ловили, и от этого ее отнюдь не убывало. Тебе бы, законнику, пошире на данное явление посмотреть, с горки из-под руки... Кто губит рыбу? Я? Или этот вот температурящий мелиоратор Петр? Цивилизация ее губит. Разумеешь, что значит такое слово — ци-вили-за-ция! А точнее — вредные отходы промпредприятий — раз, минудобрения и ядохимикаты — два, свинофермы и сырзаводы — три, проникающая радиация — четыре...

— Что, что? — хмыкнул егерь, явно заинтересованный.

— Проникающая, говорю... А потом плюсуй к этому следующие факторы...

Долго объяснял Костик, почему гибнет рыба, и допек-таки егеря. Засмеялся тот, махнул рукой: