Дивизионка - [14]

— Я помощник начальника политотдела по комсомолу, — сказал Крупицын строже.

Филипчук быстро развязал верхние шнурки маскхалата, долго копошился под гимнастеркой и наконец извлек оттуда билет.

Это была уже довольно потрепанная книжка, выданная парню перед самой войной одним сельским райкомом.

Саша глянул на подпись и невольно поймал себя на том, что разочарован. Устыдившись, покраснел еще больше, потом попытался улыбнуться.

— Стало быть, со стажем?

— Так точно. Со стажем, товарищ, гвардии капитан. Сам Парамонов, секретарь нашего райкома, вручал.

— Сам, значит, Парамонов? — почему-то переспросил Крупицын.

— Сам! — радостно подтвердил, сияя глазами, солдат. — Прямо в своем кабинете!..

Не зная отчего, но Саша почувствовал зависть к неизвестному для него Парамонову, а также совершенно уж непонятную обиду на солдата.

— Перед поиском документы полагается сдавать старшине, — холодновато заметил он.

— Это мы знаем, товарищ гвардии капитан. Только я упросил нашего старшину оставить билет при мне. Красноармейскую книжку сдал, а билет…

— А почему? — удивился Крупицын. — Это ж нарушение…

— Знаю, что нарушение. А не могу… без него…

— Так… ясно… — Крупицын долго и пристально смотрел на разведчика, не зная еще толком, как отнестись к этому факту…

Но на всякий случай сказал:

— Чтобы это было в последний раз.

— Що у последний раз, товарищ гвардии капитан? — переспросил солдат с сильным украинским акцентом, еще более смутив Крупицына.

— Ладно, я с вашим командиром поговорю, — поспешно вымолвил Саша, испытывая смешанное чувство досады и уважения к этому странному разведчику.

— Почему вы не взяли у Филипчука комсомольский билет? — спросил одновременно и командира и старшину Крупицын.

— Я было приказал, а он в слезы…

— Что?!

— В слезы, говорю, — подтвердил старшина.

— Как же такой… в разведку?

— А вот поглядим…

С той поры Саша чаще обычного стал наведываться в разведроту. И чувствовал, что причиной тому — Филипчук, на счету у которого теперь уже было несколько приведенных им «языков».

Билет он по-прежнему не сдавал старшине при уходе в поиск, и это тревожило и Крупицына и командира роты. Конечно, последний мог приказать Филипчуку, и тот бы подчинился, но как потом он будет вести себя в поиске?

Саша вспомнил, как однажды ему приснилось, что он потерял комсомольский билет. От страха он мгновенно проснулся, схватил себя за грудь и испытал великую радость, ощутив билет под рукой.

Короче говоря, для Филипчука продолжали делать исключение: он уходил в разведку с комсомольским билетом. К этому в роте все привыкли, никто из солдат не сетовал на такое исключительное положение Филипчука — может быть, потому, что успели полюбить его.

И вдруг случилось несчастье.

Крупицыну позвонили из разведроты и сообщили, что из поиска не вернулся Филипчук, что разведчики уже несколько раз плавали через Донец, Но найти Филипчука не удалось. И еще несколько раз переправлялся вместе с ними через реку Крупицын.

Филипчук пропал без вести.

Пришлось сообщить об этом и его родным.

А потом боль от этой потери, не единственной в роте, стала утихать, давая о себе знать все реже. О смерти говорить не хотелось: уж очень часто она сама напоминала о себе. Не говорили и о том, о чем все-таки все думали: а что с комсомольским билетом? Не достался ли он врагу? Не объявился ли другой «Филипчук» где-нибудь в соседней дивизии?.. И ничего-то не подозревал «сам Парамонов», скрепивший когда-то своей подписью рождение нового комсомольца.

Об этом все думали, но молчали: уж очень тяжек был бы такой разговор…

Однако, как ни мал человек, но и он, рано или поздно, отыщется в великом и бурном людском океане, не останется в конце концов безвестной отдельная судьба, где-то выйдет на поверхность нить, по которой будет разгадана тайна его исчезновения…

Филипчука обнаружили пехотинцы соседнего соединения во время разведки боем, произведенной в дневную пору, когда неприятель меньше всего ожидает нападения.

Проколотый немецкими штыками, лежал он вниз лицом в небольшой ложбинке, а над ним было высокое-высокое родное небо да кружился ворон, так и не решившийся опуститься на растерзанное тело русского воина. Пехотинцы осторожно перевернули его вверх лицом и увидели между полуоткрытых губ, в плотно сжатых зубах, не то кусок кляпа, не то кусок глины. С трудом разжав мертвый рот, они вытащили комок и только тогда поняли, что это не кляп, не глина, а изжеванный комсомольский билет…

Потом они нашли за отворотом пилотки крохотный листочек — с номером билета, с фотографией и фамилией убитого, с печатью и подписью Парамонова…

А потом увидели в виске пулевое отверстие. Поискали вокруг и нашли в траве уже покрытый ржавчиной пистолет «ТТ».

Вот и все. В дивизионке о Филипчуке появилась заметка за подписью А.Крупицына. В ней не было подробного описания подвига. Его свидетелем был только враг, а враг уничтожен. Так что нет свидетелей… И, видимо, Крупицыну не хотелось бедной своей фантазией и неточным описанием оскорблять и сам этот подвиг и память совершившего его. Добавим лишь, что найденный за отворотом пилотки листочек, проделав долгий и извилистый путь по штабам и политотделам, добрался наконец до Саши Крупицына, и тот уже не расставался с ним до конца войны.