Дивиденды на смерть - [2]

Умолкнув, она посмотрела на Шейна. Он закурил очередную сигарету, придвинув пачку ближе к ней. Не обратив внимания на сигареты, она продолжала умоляюще глядеть на него:

— Вы должны помочь мне, должны…

— Хорошо, хорошо, — успокоил ее Шейн. — Я помогу вам, но я никогда не умел отгадывать загадки.

— Знаете, мне тяжело говорить о таких страшных делах. Есть вещи, которые выше человеческих сил, — произнесла она.

Медленно разогнув спину, Майкл Шейн встал с места. У него была нескладная долговязая фигура, маскировавшая стальные мышцы, и худощавое лицо с веснушчатыми впалыми щеками. Его непокорные огненно-рыжие волосы придавали ему вид сорванца-мальчишки, что находилось в странном несоответствии с крупными, резкими, даже грубыми чертами лица.

Когда он улыбался, суровое выражение покидало его, и тогда он ничем не напоминал умудренного жизнью частного сыщика, взобравшегося на вершину профессиональной славы долгим и трудным путем.

Улыбнувшись Филлис Брайтон, он пересек гостиную и, подойдя к окну, открыл его. Свежий бриз с залива Бискейн заполнил помещение.

— Не волнуйтесь. — Его голос был спокойным и ровным, по своему опыту он знал, что в подобных ситуациях не надо подгонять собеседника. Ему следует собраться с духом, прежде чем рассказать обо всем. — В вас накопилось напряжение, пусть оно вырвется наружу. Знаете, я подумал, что психиатр вам, пожалуй, ни к чему. Вам необходимо высказаться. Говорите, я вас внимательно слушаю.

Спасибо. Теперь она говорила медленно и негромко, почти шепотом, и ему приходилось вслушиваться, чтобы разобрать слова. — Если б вы только знали…

Кое-что Шейн уже знал. Часть информации он почерпнул из газет, о других вещах можно было догадаться.

— Конечно, вы не сходите с ума. Забудьте об этом. Если бы дела обстояли по-другому, вы просто не осознавали бы своего положения. — Он сделал паузу. — Итак, ваша мать…

— Она приезжает сегодня во второй половине дня. Из Нью-Йорка.

— Об этом вы уже говорили.

Когда они думают, что я не слышу, то постоянно говорят обо мне. Вчера вечером предупреждали друг друга, что за мной нужно следить, когда приедет мама. — По ее телу пробежала дрожь. — Вот почему я решила прийти к вам.

Вы несколько раз сказали «они». Кого конкретно вы имеете в виду?

— Доктора Педикью и Монти. Мистера Монтроуза. Он личный секретарь мистера Брайтона.

Прислонившись к окну и опершись локтями о высокий подоконник, Шейн спросил:

— Какие основания для опасений? И что это вообще за история? Вы ненавидите свою мать?

— Нет! Я люблю ее. А в этом… в этом, как они говорят, и вся суть.

Под пристальным взглядом Шейна кровь прихлынула к лицу Филлис. Пока что разговор с девушкой не разъяснил ему ничего.

— Может, вы поделитесь со мной, о чем они говорят. — Голос Шейна был спокойным и бесстрастным. — Пожалуйста, не извиняйтесь и не оправдывайтесь. Изложите мне факты — в них я попробую разобраться сам.

Сложив руки, Филлис Брайтон глубоко вздохнула, и слова непрерывным потоком полились из ее рта. Казалось, они были заперты в каком-то уголке ее памяти и сейчас, приоткрыв задвижку, она выпустила их на свободу:

— Они говорят, что я страдаю комплексом Электры, что я ревную мамочку к мистеру Брайтону из-за ее замужества. Говорят, будто я помешалась на этой почве и собираюсь убить ее, чтобы она ему не досталась.

— Они говорят правду? — Шейн буквально выстрелил в нее вопросом, не дав ей времени на раздумье.

Подняв на него свои мутноватые глаза, она яростно воскликнула:

— Нет! — Потом, опустив голову, добавила сдавленным голосом: — Не знаю.

Шейн сухо произнес:

— Уж ты реши для себя — да или нет, тем более что мать приезжает сегодня.

— Это слишком ужасно, чтобы быть правдой. Наверное, они все выдумали. Но у меня… все как-то перепуталось. Я даже думать не хочу, боюсь думать. Во мне сидит что-то страшное, я чувствую, как оно нарастает, усиливается.

Не могу от него скрыться… Они говорят, я не способна уйти сама от себя.

— Разве не лучше решить вопрос самой, чем позволять им думать за тебя?

— Но я не в состоянии трезво рассуждать. Происходящее представляется мне кошмаром. Со мной случаются приступы.

Его собеседница была совсем юной. Стоя в противоположном конце гостиной, Майкл Шейн смотрел на нее, испытывая сложную гамму противоречивых чувств. Слишком рано для ее возраста страдать от приступов, непростительно терять способность здраво мыслить. Однако он не был нянькой. Он раздраженно потряс головой, потом, подойдя к домашнему бару, достал бутылку коньяка. Продолжая глядеть на посетительницу, он вопросительно приподнял свои кустистые брови:

— Выпьешь?

— Нет. — Ее взгляд был устремлен на ковер. Он не успел наполнить рюмку коньяком, как девушка снова быстро заговорила с безнадежной интонацией: — Наверное, я совершила глупость, что пришла к вам. Никто не в состоянии помочь мне. Я одинока, но больше не могу выносить одиночества. Возможно, они правы. — Ее голос становился все тише, пока не превратился в едва различимый шепот: — Но я ненавижу его. Ничего с собой не могу поделать. Не могу понять, как мать могла выйти за него замуж. Мы были так счастливы вместе. Сейчас все изменилось. Какой смысл продолжать жить? — Ее губы еле шевелились.