Диверсанты - [58]

Операторы охотно снимали эту сценку с разных ракурсов, чтобы потом подать обывателям под соусом непосредственного участия съёмочной группы в реальном бою.

Не занятые в «бою» мотострелки повылезали из окопов, вышли из многочисленных палаток, блиндажей, залезли на БТРы, танки, БМД и БМП, чтобы лучше видеть «кино», в котором повезло сняться их товарищам.

Сидевших на броне снимали тоже, чтобы потом показать их — грязных, уставших, терпящих неудобства быта в полевых условиях. Это хороший сюжет честного репортажа для обывателя. Он должен быть уверен — да, тяжело, да, война. Но так надо. Объединённая Оппозиция всё равно победит. И тогда наступит совсем другое время — справедливое. Ради него стоило воевать и умирать. Если уж самим не довелось, пусть хоть дети с внуками поживут по-человечески…

Чистящие в блиндаже оружие после ночного «боя» парни услышали беспорядочную стрельбу.

— Здесь становится оживлённо, — заметил Куба. — Вам не кажется? — обратился он к остальным, в спешном порядке начавшим собирать детали автоматов. — Пойду, посмотрю, чё там.

Подхватив «вал» он аккуратно выглянул в приоткрытую дверь блиндажа.

— Чё-то не пойму нихера. Вроде стреляют не очень чтобы сильно, но азартно. И народ там же толпится как на демонстрации, плакатов только не хватает.

— Опять день странно начался, — высказался Негатив. — То командир по-немецки шпрехает, то стрельба какая-то сразу с утра, без кофе в постель, без завтрака с круассанами. Не нравится мне это безделье, не доведёт оно до добра. Так чё там? — обратился он к Кубаеву.

— Пойду, гляну. Вроде ничего серьёзного, народ реально стоит, смотрит, как кто-то стреляет. Мне даже интересно стало.

— Давай, разведай, что там, — сказал Янычар. — Только не долго, пойдём скоро к старшине, пока есть время.

Парни снова разобрали детали оружия и продолжили своё занятие, вслушиваясь в доносящуюся беспорядочную стрельбу.

Появился Куба.

— Чё там? — задал Мамба интересующий всех вопрос.

— Да-а… Корреспонденты опять приехали, «кино» снимают про войну.

— Бабы есть? — спросил Негатив.

— Есть.

— Красивые?

— По-моему, тебе сейчас всё равно, — хмыкнул Куба.

— А тебе нет? — сварливо огрызнулся Седых.

— Я бы щас любой засадил по самые помидоры, — признался Куба.

— Ладно, сексуальные террористы, пошли к старшине, — сказал Янычар.

Группа вышла из блиндажа накрытого брёвнами в три наката. Шедший крайним Бек выкрутил из патрона лампочку. «Крайний» — потому что у людей их опасной профессии не принято произносить слово «последний».

Помещение сразу окунулось в почти кромешную темень, лишь бледная полоска света, попадала в приоткрытую дверь.

Выйдя на улицу, Шахов плотнее закрыл дверь, сохраняя сырое тепло заглублённого блиндажа, глянув на курящийся из трубы небольшой дымок буржуйки.

Парни цепочкой двинулись в направлении первого батальона, с которым воевали почти всю ночь. Оттуда предстояло дойти до расположения штаба полка, где обитал искомый старшина, земляк Бека и Негатива.

Стрельба уже прекратилась. Зрители слезли с брони, вернулись в палатки и блиндажи, занялись текущими делами, стало заметно свободнее.

Журналисты продолжали свою работу. Парни как раз шли мимо, пялясь на женщин, словно увидели второе пришествие Христа.

Привыкшие к подобным взглядам женщины никак не реагировали, во всяком случае внешне не проявляли своего отношения. Но кто их разберёт, этих дщерей Евы, постоянно нуждающихся в мужском внимании и играющих в равнодушие?

— Лёша!

Звонкий женский голос подействовал на парней, как неожиданный выстрел.

Шедший первым Янычар, услышав своё имя, непроизвольно остановился, пытаясь понять, его ли это позвали или не его. Знакомых женщин у него тут не было.

На него налетел Негатив, шедший следом.

— Лёша Туркалёв!

— Командир, тебя?! — поразился Седых. — Кто это?!

— Не знаю, — неуверенно вымолвил Янычар, повернувшись к журналистам, соображая, кто его позвал.

На него смотрела девушка в светло-синих джинсах в обтяжку, в голубом коротком пуховике, наполовину прикрывающим соблазнительную филейную часть невысокой фигуры, голову украшала цветная спортивная шапочка с балабончиком.

Просто не укладывалось в голове, что можно делать здесь в такой неуместно мирной, одежде? Да и вообще, неужели можно одеваться вот так, когда вся страна объята войной? А с другой стороны, не ходить же в кирзачах и фуфайке? Это было во время совсем другой войны. Впрочем, тогда и в мирное время одежда не особо отличалась разнообразием.

— Лёша, ты не узнаёшь меня?

— Идите, я догоню.

— Командир, давай, я останусь для моральной поддержки, — предложил Негатив.

— Обойдусь.

— Вот так всегда, — заворчал Седых. — Чуть что, так Негатив. А как бабы, так «идите, я догоню». Мы подождём, чтоб ты не долго, — мстительно добавил он.

Туркалёв пошёл навстречу девушке, тоже отделившейся от своей группы.

Он узнал её не сразу. Не потому что забыл совсем, а как-то не ожидал встретить вот так, вдруг. В памяти пронеслись воспоминания их знакомства в Рязани, где был в увольнительной.

Он — бравый и статный, в тельняшке и камуфляже, в лихо заломленном голубом берете на коротко стриженой светлой голове.

Начало лета, цветущие деревья и никакой войны. Нет, война есть, но она где-то там, на Кавказе, далеко и оттого и не воспринимается, как должно.