Диван для Антона Владимировича Домова - [70]

Шрифт
Интервал

Теперь же все менялось с такой быстротой! Столь многое являлось и исчезало! И малышке так хотелось запомнить все это, вобрать в себя и оставить там, где-то в глубине разума, чтобы после вспоминать. И она старалась, работала, опасаясь, что недолгая расслабленность может испортить эти планы, что один миг невнимательности перекроет все эти часы напряженных трудов. Поэтому, борясь со сном, она продолжала глядеть…

Ей нравились блестящие во мраке щиты и дорожные знаки, пролетавшие мимо них, обозначавшие значки, о которых она не ведала. Нравился необычайно фиолетовый цвет небосклона, будто с картинки. Нравились домики деревень, встречавшиеся по дороге, особенно выполненные в старом стиле — ну прямо ожившие сказки! Еще ей нравилось, когда при повороте или перестроении тикающий звук поворотника нарушал их молчание, и когда свет фар редких попутчиков, догонявших машину, отражался от зеркала на Тошино лицо, освещая его лучше, чем ее фонарик в виде зайчика.

Девочке было хорошо в маленьком пространстве, пропахнувшем насквозь Антоновым бытием. Здесь, в темноте, ей было комфортнее, чем там, в комнате, полной холодного безжизненного света, которую она оставила…


— Доброе утро, Кири, — сказал как обычно строгий голос.

— Доброе утро, — ответила она, слезая со своей идеально белой кроватки.

— Сегодня Василий Иванович хочет на тебя посмотреть, так что одевайся поскорее.

Девочка съежилась, замерев на месте.

— Что ты встала? — недовольство в голосе вошедшего слышалось слишком явно.

— Но…

— Хватит об одном и том же. Одевайся.

Малышка опустила голову и закусила губу. Она послушно надела на себя кофту и тапочки, взяла с постели маленькую шкатулку, сунула ее подмышку и направилась вслед за ожидавшим ее мужчиной.

Вскоре дверь в комнате отворилась, и ее хозяйка вновь вступила в свое царство света. На сей раз ее сопровождавшим был другой человек, совсем еще молодой ученый, имени которого она не знала. Он довел ее до назначенного места и поспешил скрыться.

— Эй, — остановила его Кири у самых дверей.

Повернувшись к нему лицом, она стояла посреди яркого помещения, заставлявшего жмуриться, такая маленькая и хорошенькая, черным пятном волос оттеняя блеск окружения. Сегодня снова этот главный дядька заставлял ее пробовать какие-то невкусные таблетки, делал уколы, которых она боялась, и расспрашивал о демонах. Эти встречи были не так уж часты, но каждая оставляла в ее сердце след ужаса. Сейчас малышке меньше всего хотелось оставаться одной.

— Не уходи… Поиграй со мной! — она кивнула на шахматную доску, расположенную в углу.

— Хо…хорошо, — неуверенно согласился юноша.

Было видно, что он боялся ее так же, как боялся совершить что-нибудь не то, разозлить руководство. Все же работа в институте была хорошим шансом сделать отличную карьеру… Однако это дитя являлось одним из серьезных доводов, чтобы раз и навсегда прекратить посещать его. Пока что первое перевешивало, но…

Кири села на пол, рядом с доской положив свою шкатулку, с которой никогда не могла расстаться. Молодой человек неуверенно присоединился.

— Какими ты хочешь играть? — спросила девочка, улыбнувшись.

— Мне все равно.

— Ну какими? — малышка взяла в руки черную ладью.

— Б…белыми? — спросил ее собеседник, выбор для него был столь же сложен, как и само решение остаться. Все, что она хочет, лишь бы поскорее закончилось!

— Ладно! — поверила та, протягивая ему фигуры в специальном лотке.

Парень глядел на них, но не решался протянуть руку. Ему было страшно случайно коснуться этой девочки, задеть ее детскую кожу, почувствовать ее тепло или ее холод. Ему казалось, будто одно лишь это касание заберет его жизнь, высосет из него все соки.

Кири не понимала, отчего он не берет фигуры, и даже смутилась, но, подумав, что он просто стеснительный или же не знает, что надо делать, все же высыпала их на доску и принялась расставлять свои собственные, как бы показывая.

Игра началась. Ее соперник все же явно знал, как играть.

На одном из ходов произошло то, чего он так боялся, — его ладонь едва коснулась маленьких мальчиков Кири, когда та спешила «съесть» чужую пешку. В ужасе отдернув руку, молодой ученый застыл, будто считал, что лишнее движение приведет к тому самому печальному итогу, о котором он думал пару минут назад. Малышка поглядела на него с недоумением.

— Не бойся, — сказала она, улыбнувшись. — Нельзя трогать только мой серп.

— Что? — воскликнул парень, вообще не понимая о чем она.

— Ничего не случится, если ты коснешься меня, — она протянула тоненькую руку.

Лицо парня исказилось. Будто она предлагала ему что-то противное.

— Я не стану трогать тебя! — вскрикнул он, вскочив.

— Почему? — малышка выглядела печальной. И удивленной.

— Никто не захочет касаться тебя! Ты же монстр! Отвратительный монстр!

— Монстр… — прошептали губы Кири.

Это слово ошарашило ее. Словно ударило током. Разве монстрами называют не страшных чудовищ, что грозят щупальцами, покрытыми слизью, или острыми длинными когтями? Разве монстры это не те, кто совершает кошмарные поступки себе на потеху? Разве маленькие одинокие девочки, которые просто боятся темноты, похожи на монстров? Соленая капля потекла по ее нежной щеке с веснушками.


Рекомендуем почитать
Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.