Дитя злосчастия - [4]

А друзья, подруги, покровители?

Нет никого, я одна на свете.

Но как ты очутилась здесь? Как тебя зовут?

Детство свое я провела в дальних краях, в другой восточной стране. Меня доставили сюда с завязанными глазами, и я не знаю, кто сопроводил меня сюда. Зовут меня Лара, Лариса.

Но кто воспитал тебя с младенчества? Кто-то ведь был тебе вместо матери?

Ее называла я Анной, Анютой. Она была мне не матерью, а скорее старшей сестрой.

Но где же она живет?

Далеко-далеко отсюда. Но мне запретили рассказывать о своем происхождении, обо всех моментах моей жизни.

Хорошо. Ты придешь в себя, успокоишься, и, может быть, захочешь мне рассказать о себе. Я постараюсь тебе помочь, дитя мое. И, пожалуйста, считай меня отцом своим. По возрасту я гожусь тебе в отцы, так что относись ко мне как к родителю своему.

Я попытаюсь, но мне трудно столь быстро переключать внимание. Я не могу сейчас владеть своими чувствами. Происшествия последних дней спутали мое сознание, извратили мысли и речь.

Верю тебе, дитя мое. Не бойся. Все уладится. Но где же твоя Анюта?

Она очень далеко, она...

Продолжай, продолжай.

Я сама не своя. Я не знаю, что произношу.

Бедное дитя! Как я понимаю тебя, малютка! Поправь свое платье, и пойдем ко мне.

К вам? А это удобно?

Вполне. Я живу один, в гостинице. У меня удобный номер.

Спасибо вам! Само небо послало мне вас. Я себя в ваши руки полностью, я доверяюсь вам.

Она оправила белое одеяние. Я взял её под руку, чтобы она могла изредка опираться на меня при ходьбе; и мы отправились в мою гостиницу, которая, к счастью, была неподалеку. Девушка была столь измучена происшедшим, что я почти нес ее; в столь нежном возрасте невозможно справиться с несчастьями, которые свалили бы и закаленного человека.

6.

Прекрасно, что моя гостиница была поблизости от злополучного озера, где пыталась свести счеты с жизнью Лариса. Молча мы дошли до пристанища. Поднялись в номер. Никто из прислуги не встретился нам на дороге. Также молча я раздел Лару и уложил в постель. Она сразу же уснула и проспала до вечера. Хотела, было, встать, но я не позволил и подал ей заранее заказанный ужин прямо в постель. Сразу после еды она уснула и спокойно проспала до утра. Проснулась Лариса совершенно здоровой.

Я же никак не мог прийти в себя, внезапные события настолько разгорячили кровь, что я не мог сомкнуть век. Мысли, словно муравьи, разбегались в разные стороны, и я как ни старался так и не нашел разгадки Лариных бедствий.

Странным показалось и то, что в лице малютки было нечто хорошо знакомое; только я никак не мог вспомнить, где я видел эти черты.

Любопытство мое разожглось донельзя, воображение заработало в полную силу, и я поклялся самому себе всенепременно доискаться истины.

Одно только неудобство нахождения в одном номере с девушкой волновало меня. Требовалось что-то придумать в качестве объяснения и для администрации гостиницы. На мое счастье со мной оказалась ксерокопия метрики моей дочери, с которой Лара была как ни странно весьма схожа, и несколько наших общих фотографий в относительно недавнее время.

Я предупредил Ларису о том, что я буду выдавать её за свою дочь, что зваться она будет Юлей, и что вскоре мы переедем в более удобное пристанище. Гостиничные служители мне поверили, тем паче дотоле я не давал им повода думать обо мне иначе. Ранее я не приводил к себе посторонних женщин, и отношения наши с Ларой были настолько гармонично благородными, что покой был обеспечен. Хотя бы на какое-то время. В номер ко мне поставили раскладное кресло, и каждый вечер я раскладывал его в прихожей, чтобы не смущать малютку и не смущаться самому.

На третий день мы стали прогуливаться в окрестностях гостиницы. Однако я избегал прогулок к злосчастному озеру, чтобы ничем не напоминать Ларе об её прежних тревогах и страданиях. Как-то, гуляя в Вестминстере, мы вышли к Темзе, и вид реки погрузил девушку в глубокие размышления. Я сразу же понял свою ошибку, взял Лару за руку и попытался увести подальше вглубь домов. Она отняла руку, горько вздохнула, посмотрела на меня с тревогой, сморгнула хрустальную слезинку и произнесла:

Глубокоуважаемый благодетель мой! Не устали ли вы от меня, не надоело ли вам со мной нянчиться?

Не надоело! - горячо воскликнул я. - Пока тебе самой не надоест находиться возле меня. Участь твоя в твоих руках, знай и помни об этом.

Едва я произнес эту тираду, как Лариса упала передо мной на колени; она молитвенно сложила руки, щеки её заалели, глаза округлились, в них загорелись мерцающие огоньки; тоненький умоляющий голосок произнес:

Умоляю, мой властелин, не бросайте меня! Сжальтесь, иначе я пропаду. Без вас мне остается одно...

И она, не договорив, указала рукой на мощное течение реки, куда-то на самую её середину.

Что ты делаешь! Встань немедленно, детка моя! И никогда больше так не поступай. Я всегда буду около тебя, милая малютка. Мне ли, несчастному, не знать каково страдать безвинно. Я никогда не оставлю тебя своими заботами. А если ты что вспомнила, поделись со мной.

Я все уже рассказала о себе, что мне известно. Благодетельница моя Анна так мне ничего и не поведала. Иногда я слышала странные намеки, пыталась их как-то соединить; тревожные слухи царапали мне душу. Может быть, когда-нибудь я обрисую картину, но не сейчас.