Дитя Ее Высочества - [12]

Невероятно, но Ее Высочество, сидящая боком, без стремян и шенкелей, не только не свалилась на землю, но и заставила коня утихнуть. Лошадь встала на все четыре копыта, мелко дрожа шкурой и дико кося лиловым глазом. Принцесса быстро осмотрелась, проворно сорвала со своих запястий поводья и кинула их принцу. Тот, абсолютно механически, их поймал. А потом, каким-то невероятным образом, не иначе, как по воле Матери, потерявшая сознание молодая жена очутилась у него на руках.

Дарин так и застыл, держа одновременно и коня, и супругу. А толпа вокруг просто с ума сходила в экстазе, уже не скандируя его имя, а вопя с подвываниями и стонами. Только принц почему-то чувствовал себя полным и окончательным кретином.

Особенно тогда, когда нежная принцесса пришла в себя и, заливаясь слезами, повисла у него на шее. Ну, не отталкивать же у всех на глазах чудом не погибшую супругу? Пришлось на публику изображать страстный героический поцелуй, взбираться на собственную лошадь и усаживать трепещущую, как осенний лист, Лору перед собой. Естественно, мужественно ее обнимая.

Глава 3 Об изысканных развлечениях и непроверенных слухах

«Бокал вина был явно лишним, — решила юная принцесса, — только я не помню какой — тринадцатый или четырнадцатый?..»

Знаешь ли ты, дружок, почему те времена, о которых я веду рассказ, потомки называют «изысканными» и «романтичными»? Дело ведь не только в духе рыцарства, неуловимым призраком витавшем над старинными замками и городскими площадями. И даже не в прекрасных дамах, чьи несомненные прелести и достоинства не раз воспевали и ноты музыки, и слова стихов, и мазки картин. Дело в самом флере, привкусе романтизма, приключений и сладкой тайны, который пропитывал будуары, темные коридоры и тронные залы.

Ах, любовь! Именно она тогда правила миром. Ради нее рождались и умирали, сражались и танцевали… Ради нее жили. Нет, мой юный друг, в наше чопорное время не понять истинного смысла этого сладкого слова. Ибо тогда любовь не знала границ и предрассудков. Кто бы ни был предметом твоего обожания, достаточно было сказать своему сердцу — лети! И наслаждаться тем феерическим фонтаном ощущений, которые может подарить только это чувство.

Нет-нет, добродетель и тогда была в чести. Не стоит, дружочек, путать низменную похоть с высоким полетом любви. Ведь, кроме плотского наслаждения, она включает в себя и множество других вещей: искусство вести беседу, развлекать, блистать остроумием. А также и более простые, но тоже немаловажные утехи, располагающие к любви. Такие, как заботы о хорошем столе и изысканном вине.

И стоит ли осуждать юные души, если они познают эту науку еще до супружеских объятий, а порой и вне их? Ибо самый верный способ погубить романтику — привнести в отношение скуку и обыденность. Нет, не будем мы осуждать героев того времени за их легкие и необременительные нравы. А тайком насладимся неведомой нам свободой и вздохнем о несбыточном.

* * *

Процессию, которая добралась-таки до ратуши, встречали не в зале, как того требовал этикет, а на ступенях, ведущих к входным дверям. Сиятельные господа, члены городского правления и представители гильдий и цехов, осанистые и благополучные, как кошель, набитый золотом, высыпали наружу, словно любопытные школяры. И дальнейшее их поведение не отличалось почтенной величественностью, положенной уважаемым мужам по статусу. Убедившись, что новобрачная цела и даже, кажется, здорова, они едва ли собственные парики в воздух кидать не начали.

Многие аж прослезились от такого благополучного завершения столь неприятной ситуации. И счастье почтенных господ было понятно и легко объяснимо. Право слово, не успели выложить денежки на свадьбу и связанные с ней торжества, как, не приведи Отец, пришлось бы похороны оплачивать. А там и новая свадьба… С такими затратами и по миру пойти можно. И — конечно же, конечно! — было бы жаль, бедняжку! Столь юная и прекрасная дева могла погибнуть под копытами собственного коня! Это ли не трагедия?

Так что, повод пускать слезу облегчения и дурного духа в полы камзола у сановитых мужей имелся.

Принц, по своему обыкновению не обращая ни малейшего внимания на чужие восторги, спешился, придерживая жеребца под уздцы, и подал Ларе руку, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на горячо любимую супругу.

— О, милый, — простонала она, буквально теряя остатки сил — физических и духовных. От того, чтобы вновь не упасть в обморок, её удерживала только гордость, небывалая в столь хрупком теле сила духа и приличия. — Мне так дурно! Боюсь, что я не смогу преодолеть все эти ступени на своих ногах.

Она трогательно закусила губку, глядя на вход в ратушу, как на персональный эшафот.

— И что с вами, моя драгоценная? — холодно поинтересовался нежный муж. — Повредили колено, когда мне на руки прыгали?

— О чем вы? — сияющие сапфировые глаза смотрели с искренним и ничем незамутненным недоумением.

Дарин почти засомневался в собственной вменяемости. Ну не может столь невинное создание быть… его женой. Когда-то она явно врала. Или сейчас или в храме, в спальне и на улице, усмиряя коня. Любой здравомыслящий человек решил бы, что этот невинный взгляд явное притворство.