Темная тень напряглась.
— Ты… горюешь… обо… мне? Обо мне?!
— Я чем-нибудь могу вам помочь? — спросил юноша. — Даже Аллах, наверное, разрыдался бы от жалости… такая несчастная судьба, один, вечно в темноте…
На мгновение ночной воздух словно задрожал. Затем с мучительным вздохом тварь отшвырнула юношу, и тот, споткнувшись, упал перед нами, прямо на стонущего Абдуллу.
— Вон! — проскрежетал вампир голосом, подобным грому и треску молний. — Чтобы в моих горах вашего духу не было! Пошли прочь!
Совершенно изумленные, мы поставили писаря и Олененочка на ноги и, спотыкаясь, побрели вниз по склону. Ветви хлестали нас по лицу и рукам, и мы боялись, что за спиной вот-вот раздастся шелест крыльев и наши шеи обдаст холодным дыханием.
— Эй, людишки, стройте свои дома хорошо! — донесся до нас голос, похожий на завывания яростного ветра. — Жизнь у меня долгая и… когда-нибудь я пожалею, что отпустил вас!
* * *
— Мы бежали и бежали, пока не стало казаться, что еще чуть-чуть и мы испустим дух, пока легкие не стали гореть, пока ноги не покрылись волдырями… пока над вершинами на востоке не показалось солнце…
Масрур аль-Адан позволил концовке повиснуть в тишине на тридцать ударов сердца, а затем отодвинул кресло от стола.
— Уже на следующий день мы покинули те горы, — продолжал он. — И через несколько месяцев вернулись в Багдад. Кроме нас, из каравана никто не выжил.
— Аааах!.. — выдохнул молодой Хасан, издав долгий тягучий звук, полный удивления и тревоги. — Какое чудесное и страшное приключение! Сам бы я в таком точно не выжил. До чего же жутко! А он… та тварь… он что, и впрямь может однажды вернуться?
Масрур торжественно кивнул своей большой головой.
— Клянусь душой! Верно, ибн Фахад, старина?
Ибн Фахад ответил слабой улыбкой, видимо, означавшей согласие.
— Да, — продолжал Масрур, — у меня от этих слов по сей день леденеет кровь. Много ночей я просидел в этой комнате, глядя на дверь… — он показал, — и думал: вдруг она однажды откроется и я снова увижу перед собой то жуткое, уродливое исчадие ада, вернувшееся за своим призом.
— Да помилует нас Аллах! — выдохнул Хасан.
Гости взволнованно зашептались. Абу Джамир с раздраженным видом наклонился над столом.
— Любезный Хасан, — рявкнул он, — будь добр, успокойся. Все мы благодарны нашему хозяину Масруру за развлечение, но это прямо оскорбительно — намекать разумным благочестивым людям, что их в любой миг может утащить какой-то кровососущий ифрит…
Дверь с грохотом распахнулась, и в проеме, ко всеобщему ужасу, возникла дрожащая, скособоченная фигура, вся забрызганная красным. Комната наполнилась визгом гостей.
— Хозяин?.. — пошатнулся темный силуэт. Один кувшин Баба удерживал на плече, а второй лежал разбитым у его ног, расплескав повсюду отборное вино из запасов абу Джамира. — Хозяин, — снова начал он. — Боюсь, я один кувшин уронил.
Масрур посмотрел на абу Джамира, без чувств во весь рост растянувшегося на полу.
— Да ладно, Баба, пустяки, — улыбнулся Масрур, подкручивая черные усы. — Похоже, нам понадобится меньше вина, чем я думал. Мой рассказ убаюкал часть гостей.
