Дитя да Винчи - [76]
Я перепилил дно поставца, и Кодекс этакой инертной массой свалился мне прямо на лицо. Удар был довольно сильный.
Леонардо закончил составлять завещание в своей спальне. Было это 23 апреля 1519 года. Книги, записи и рисунки он оставлял Франческо да Мальци. Перед лицом «несомненной смерти и сомнительных отсрочек» он вручил свою душу Всевышнему.
Именно здесь, в этом месте, куда я был отправлен отцом проводить ночи, я одним воскресным днем и обнаружил Кодекс Клу. Что мне было делать с этой баснословной находкой? Леонардо оставил нам в назидание следующие слова «Всякое знание проистекает из ощущений». Для него изобретать означало воспроизводить, осмысление он почитал занятием высшего порядка, а воплощение идеи — занятием второстепенным.
Сделав феноменальное открытие, я положил инструменты на место и подмел древесную пыль, чтобы никто никогда не догадался о том, что здесь произошло. После этого мной безраздельно завладело желание уединиться в комнате с яблоками. Отныне дни напролет я проводил там, перечитывая и заучивая наизусть параграфы трактата об искусстве жить, как его понимал Леонардо.
Ежели внешняя оболочка человека представляется тебе великолепной, прими во внимание, что она — ничто по сравнению с душой, которая сформировала ее. По правде говоря, каким бы ни был человек, в нем всегда есть нечто божественное. Наше тело ниже неба, а небо ниже духа.
Они желают объять Божественный Разум, в котором заключено мироздание, взвесить его и поделить до бесконечно малых величин, как будто для того, чтобы его препарировать!
Мне кажется, напрасны и полны ошибок науки, не рождающиеся из опыта — матери всякой убежденности, и не ведущие к экспериментальному познанию, то есть такие, которые ни по своему происхождению (началам), ни своей сутью (методом), ни своими результатами (проверкой) не испытаны ни одним из пяти чувств. Если мы сомневаемся в том, что проходит через наши ощущения, насколько больше должны мы сомневаться в том, что противится этим ощущениям, например, в сущности Бога, души и других подобных вопросах, которые всегда составляют предмет спора и подлежат оспариванию.
Пусть все фигуры, все цвета, все роды частей мироздания сведутся к одной точке — каким чудом будет эта точка!
Воздух наполнен пирамидами со сверкающими гранями, которые исходят из всех точек светящихся тел.
Да соблаговолит Господь, свет всех вещей, просветить меня, дабы я достойно трактовал свет.
Истина исполнена такого превосходства, что, осеняя самое малое, она его делает благородным.
Природа ощущений — земная, разум, созерцающий их, пребывает вне их.
Нужно созерцать, нужно размышлять: кто мало размышляет, много ошибается.
Избегай предписаний умозрительных ученых, чьи доводы не подтверждены опытом.
Избегай такого изучения, в котором сам предмет изучения умирает вместе с изучающим его.
Пусть не читает меня тот, кто не является математиком, ибо я всегда являюсь им, приступая к делу.
Творец не создает ничего поверхностного либо несовершенного.
Никакому труду меня не довести до усталости.
Я не устаю быть полезным.
Умеренность — узда для пороков.
Горностай предпочитает смерть осквернению.
Чистое ли золото — познается опытным путем.
Какова форма, таков и слепок…
Ищи совета у того, кто хорошо собой распоряжается.
Помни о конце, в первую очередь предусматривай конец.
Плох тот ученик, что не превосходит своего учителя.
Прекрасное смертное преходяще и недолговечно.
Препятствия не могут меня согнуть.
Всякое препятствие уступает усилию, сверяющему свой бег по звезде, которая остается неизменна.
Кто желает обогатиться за один день, год спустя останется ни с чем.
Тот, кто любит, получает от любимого существа то, что в него вкладывает.
Они единятся и составляют одно целое.
Не презирай меня так! Я не беден. Беден скорее тот, кто многого желает.
Спрашивай совета у того, кто сам себя направляет.
Ни один совет не приходится к месту так, как тот, что дается на гибнущем корабле.
Приобретай друга втайне, а хвали его во всеуслышание.
Угрозы — единственное оружие угрожающего. Когда хотят навредить и могут это сделать, не угрожают.
Ты, о Господи, продаешь все блага людям по цене усилия. Но жизнь слишком коротка для подобного торга.
До краев наполненная жизнь длится долго, а значит, не останется бесплодной.
О сонливец! Что означает сон? Он похож на смерть. Отчего тебе не создать произведения, которое после смерти придаст тебе цветущий вид при том, что при жизни ты напоминал мертвеца?
Не предвидеть — уже быть слабым.
Разбитую вазу — речь идет о глиняной вазе — можно склеить, если она из сырой глины, но не из обожженной.
Есть зло, от которого мне не делается хуже; есть добро, от которого мне не делается лучше.
Зло — наш недруг; но разве не было бы хуже, если бы оно было нашим другом?
Честолюбцам, которые не довольствуются преимуществами, предоставляемыми жизнью и красотой мира, в качестве наказания положено не понимать жизнь и оставаться нечувствительными к пользе и красоте мироздания.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.