Дитя - [16]

– Да, – наконец хрипло отвечаю я. И жду. Знаю, что должна что-то сказать – сделать упреждающий ход. Обмолвиться, будто невзначай, что слышала, как на бывшей нашей улице извлекли из земли останки младенца. Мол, подумать только!

Но я вовсе не уверена, что способна, говоря об этом, притворяться. Я не выдержу и разревусь. А она примется задавать разные вопросы.

Когда-то давно, когда я была еще подростком, Джуд обычно укладывала меня в постель, суя рядом бутылку с горячей водой – эту ее панацею от всех моих беспокойств и недомоганий. «Ты сегодня опять слишком устала и переволновалась, Эмма, – говорила она. – Поспи немного, и сразу все покажется намного лучше».

Но, разумеется, лучше ничего не становилось. Ужасно, надо думать, было для нее все время справляться с моими перепадами настроения, но, как говорила она, многие подростки через это проходят. «Это все гормоны. Неотъемлемая часть взросления», – объясняла Джуд. Правда, объясняла только на первых порах. Потом все эти доводы ей наскучили, а терпение никогда не являлось ее добродетелью. Когда мать перестала обращать на это внимание, я перестала плакать. «Суровость из любви», – как она это называла. Ни одной из нас оно не помогло. Вместо того чтобы плакать, я стала кричать на мать и бить все, что ни попадется под руку. Пока она не выставила меня из дома.

Я не виню ее за это. Теперь не виню. Возможно, будь я на ее месте, то сделала бы то же самое. Но тогда…

– Там у меня кто-то перед дверью, Джуд, – внезапно говорю я в трубку и, обернув рукавом кулак, стучу по столу, подкрепляя свою ложь. – Извини, давай я тебе попозже перезвоню.

– Ох, Эмма…

– Я жду посылку, – в отчаянии говорю я, еще больше запутываясь в сети вранья.

– Ну что ж, иди, – вздыхает она. – Я перезвоню.

Я поспешно кладу трубку, и от облегчения у меня даже кружится голова. Однако я понимаю, что всего лишь отсрочиваю неизбежное.

Через пять минут телефон звонит опять, и на какую-то долю секунды я решаю не брать трубку. Но я должна это сделать. Ведь она так и будет названивать, пока я не отвечу.

– А может, ты ко мне заглянешь? – говорит Джуд, словно разговор наш и не прерывался. – Ты еще так и не видела моей квартиры, да и вообще мы с тобой уже несколько месяцев не видались.

Я мгновенно реагирую на ее слова. Просыпаются Вина и Стыд – эти два католических близнеца, плюс павловский рефлекс на пассивно-агрессивную защиту Джуд.

– Сейчас это немного сложно. Я должна закончить книгу в срок.

– Ну, если ты так занята… Все же, мне кажется, надо бы расставлять приоритеты.

– Несправедливо так говорить, – отвечаю я. – Естественно, для меня важна моя работа, но и ты тоже важна.

– Верно. Но все же, видимо, не настолько, чтобы провести со мной какое-то время. Ладно, не бери в голову. По радио начинается какой-то новый воскресный сериал. Я не заскучаю тут в одиночестве…

– Хорошо, я приеду, приеду, – говорю я, вновь превращаясь в угрюмого подростка.

– Вот и чудненько! – восклицает Джуд. – Я тогда завтра приготовлю праздничный ланч. А Пол с тобой приедет? Я, конечно же, всегда рада его видеть, но, может быть, лучше было бы нам с тобою посидеть вдвоем?

Во мне вскипает тихая ярость в защиту Пола, однако он все равно не захотел бы со мной пойти. Он изо всех сил пытался проникнуться симпатией к Джуд, но у него так ничего и не получилось. «Я восхищаюсь интеллектом твоей матери, – сказал он, встретившись с ней впервые на нашем совместном и невероятно тягостном ланче в Ковент-Гардене. – Но она явно считает себя самым умным человеком за столом, ты не находишь?

Маленькой местью Пола стало называть ее Джудит. Это имя она терпеть не может.

– Пол, если честно, будет занят целый день, так что я по-любому приеду одна.

– Значит, увидимся в двенадцать. И не опаздывай, – добавляет она. – Нам много о чем с тобой надо поболтать.

11

Воскресенье, 25 марта 2012 года

Джуд

В нетерпении поджидая Эмму, она слишком рано поставила готовиться угощение, и теперь, судя по запаху, ее блюдо начало пригорать.

Когда Джуд зашла в кухню, от душного пара кипящей чечевицы там сплошь запотели окна. Она торопливо сняла сковородку с электрической конфорки и поставила на металлическую полку мойки, чтобы подогреть, когда прибудет Эмма.

Потом она подошла к окну гостиной и снова поглядела на улицу. Джуд уже давно слонялась по дому, не находя нигде покоя. Прежде она даже не представляла, что будет когда-то с таким нетерпением ждать встречи со своим вечно ершистым единственным ребенком. Прошло уже не меньше шести месяцев с тех пор, как они виделись последний раз, а то и все девять. И Джуд не понимала, почему ее так это беспокоит. Эмме-то определенно было все равно.

С того самого момента, как она принесла Эмму домой, она исполнилась решимости выстроить совершенно иную связь с дочерью, нежели те напряженные отношения, что были у Джуд с ее собственной матерью. С Эммой она пыталась играть роль старшей сестры, всегда обращаясь с ней как со взрослой и стараясь избегать излишних проявлений чувств, однако ничего хорошего из этого не вышло.

Ох, уж эти несносные подростки! Джуд прижалась лбом к прохладному оконному стеклу. В памяти у нее вновь замелькали сцены, как Эмма кричит и хлопает дверьми. А потом она вспомнила ту тишину, в которой Эмма брела от нее прочь по Говард-стрит, с плечами, поникшими от тяжести двух набитых доверху хозяйственных сумок. При этом воспоминании у Джуд у самой опали плечи, и она закрыла глаза. Она до сих пор ощущала тот сухой, горчащий привкус страха, что почувствовала тогда, наблюдая, как ее дитя исчезает из виду.