Диспетчер - [3]

– Хочешь, – он заметил фортепьяно, задвинутое в угол, – я тебе спою?

На ее лице приключилась борьба. Можно и обдернуться. Когда-то она его отправила, надеясь, что гой вернется с охапкой денег, а тот ушел с концами. – “Не искушай…”, знаешь такой романс?

– По-твоему, это остроумно? – спросила она.

– Я брал уроки, учился…

– С целью?..

– Без цели.

– Ты шутишь, – убедилась она.

Певец встал и подошел к фортепьяно. Предупредил официанта, тот слушал его, а смотрел на Олю, но на ее лице застыла полная непричастность. Певец поднял крышку, взял пару аккордов и вдруг понял, что не сможет. Замок в горле. Он сделал усилие, перебрал клавиши, прочистил горло и запел. Стало слышно себя со стороны.

Деморализовавшись, он посмотрел на Олю. Она сидела с отвисшей губой и выражением полного ужаса. Официанты окаменели с одинаково алыми лицами, откуда-то бежал метрдотель.

– Что случилось? – нагло спросил певец.

– Покиньте ресторан, – потребовал мужчина в бабочке.

– Я не расплатился.

– Прошу вас. – Он подталкивал певца на выход. – Тут посуда и картины. Люди. Попрошу. Иначе придется прибегнуть… Нонна! – тонко выкрикнул он, заметив, что усилия бесполезны. – Звони Зурабу!

– Мы уже уходим. – Оля стояла возле певца с полосато-багровым лицом. – Это была шутка. – Она ловко сунула купюру господину в бабочке и подтолкнула певца в сторону гардероба, где охранник приводил в чувство старика швейцара.

– Козел, – процедил парень.

Певец согласился. Его пенье было оскорблением слуха, и он мстительно торжествовал.

Они отъехали, Оля поглядывала на него с брезгливым ужасом.

– Хочешь, зайдем? – он кивнул на бутик. – Я куплю тебе шубу.

– Ты опять?

– Я не пою в магазинах.

– Ну так исполнишь еще что-нибудь. Я отвыкла от неожиданностей. А какую шубу? Из щипаной норки?

– Любую.

– Нет. – Она решила не рисковать. – Лучше заплати за Анькин колледж.

– Хорошо.

– Стой, останови здесь. Да стой же. – Она опустила стекло и начала усиленно махать. – Меня ждут.

– Кто?

– Я с мужем. Он прилетел неделю назад. Ну, с мужем, Куртом, – втолковывала она, – который платит за Анькин колледж, понимаешь? И за Сашкину школу. Муж, понимаешь это слово?

– У тебя здесь муж? – поразился он. – А почему он тебя не встретил?

– Не понимаешь? Господи, ну какая же женщина согласилась с тобой жить? Хоть бы одним глазом посмотреть.

– Почему бы женщине не жить со мной?

– Это унизительно, раз. А два – ты ревешь, как помойный козел. Шуба не поможет, только звукоизоляция.

Оля внезапно зарыдала, нервно размазывая руками лицо, пока не превратила его в клоунскую маску.

– Ты это сделал мне назло, – объявила она и с размалеванным лицом ушла к мужу.

Его учительница пения права: искусство, волнуя чувства, развивает.

Сперва старуху тоже спазмировало от его пенья, но потом она нашла в нем какое-то удовольствие. В старой певичке присутствовало шутовство, которое отличает людей искусства от прочих смертных.

Довольно мерзкое свойство, кстати.

Певец думал, глядя в спину удалявшейся женщине. Из-за нее он стал богатым человеком, и его фрагментарные женщины – тоже из-за нее.

Спустя десять лет снова нужны были усилия, чтобы на нее не наброситься, даже если знаешь, что потом подвесят за яйца. Ее озабоченная здоровьем европейская подтянутость ему не мешала. Но вот насчет пенья она не права, пел он вовсе не назло. Пел он сам по себе. Автономно.

В понедельник, подъезжая к зданию фирмы, певец с удовлетворением отметил скопление транспорта. Тягучее ленивое лето заканчивалось, начинался сезон. Но на третьем этаже он обнаружил выстроившиеся в коридоре столы и технологов, вежливо огибавших свои рабочие места, вынесенные в ожидании ремонта.

С ним поздоровалась проплывшая мимо Роза. Певец оглянулся ей вслед, как делали все. Она всегда носила один и тот же черный свитер с малиновыми брюками, облегавшими, как кожа. Ягодицы вращались, как покрышки, это завораживало. Плавающая в коридоре Роза тоже была помехой производственному процессу, и певец приготовился прессинговать, но его опередила Лиза, сунув под нос документы:

– Вот то, что на входе, вот затраты на сырье и производство, а вот выход.

– Несопоставимо, – сделал он вывод.

– Вижу, – согласилась она.

– Иди считай.

– Я посчитала, потому и пришла. По затратам не хватает двенадцати изоляторов. Должны быть произведены, но их нет.

– Где они?

– Не произвели.

– Где отпущенная сумма?

– Проплачена через банк. Все утверждено и подписано. Вами, между прочим, – со значением добавила Лиза. – Я пришла уточнить, не напутано ли чего.

– Напутано! – рявкнул певец так, что Лиза вздрогнула. – Какое, твою мать, напутано! Двенадцать изоляторов – это на всякий случай шесть миллионов! Ищи их теперь. И заметь: технологи травятся в курилке, дым коромыслом, столы в коридоре. Зарплата идет, никто не работает.

Где проект и где оформительша? Лето закончилось, где ремонт?

– Сергей Палыч, – нахмурилась Лиза, – там очень тяжелые семейные обстоятельства. Дизайнер…

– Попрошу не употреблять нерусских слов, – разозлился директор. -

Я их не понимаю. Мерчендайзер – это что? Монгольское имя? Еврейская фамилия? Футбольный клуб?

В это время в кабинете неслышно возникла особа в плаще, туфлях с бантиками и заплаканными глазами. На лбу у нее, точно привинченная, ловко сидела черная шляпка. Она сдернула ее мушкетерским жестом.