Дискотека. Книга 1 - [44]

В коридоре протопали тяжкие шаги и Ленка сердито повела плечами. У кого-то — бабушка. А тут — чудовище.

Чудовище ворочалось в коридоре, что-то ворча. И через несколько минут — Ленка с надеждой прислушалась, — вышло, хлопнув дверью и заскрежетав замком.

Ленка подбежала к окну, выглянула, прячась за полосатой шторой. Ну, хоть можно спокойно выйти на кухню, поесть там чего, а то отсиживалась, не стала и завтракать.

Она не ругала себя за трусость, потому что не было ее — трусости, а была просто усталость. Сколько можно скандалить. Ходить как на войне, хлопая дверями, швыряясь пакетами и громыхая кастрюлями — ну надоедает же смертельно. Ленке надоедает. А бабке — нет. Скорее бы уже прошли праздники, кончились каникулы, и старуха уехала, думала Ленка, глядя, как в ковшике на плите скачут пузырьки, закипая воду.

В маленькой кухне стало жарко, Ленка поднялась на цыпочки, открывая тугую форточку. Оттуда вместе с ветерком пришла далекая скачущая музыка. И она влезла на табурет, разглядывая за краем вишни окна угловой квартиры соседнего дома. Так и есть, это Пашка. Торчит на балконе с сигаретой, пуляется вниз мелкими камушками, которые, как однажды похвалился, набрал с полведра, чтоб гонять из палисадника орущих котов. А за его спиной из распахнутой двери — музыка. Прыгает к Ленкиному дому, отскакивает от стены и мечется по длинному гулкому двору.

Пашка вдруг, наклоняясь над перилами, замахал рукой. Ленка подумала и помахала в форточку тоже.

— В гости! — заорал Пашка, заглушая музыку, — да? Щас вот!

— Что? — удивилась Ленка, приподнимаясь на носках и балансируя на табуретке, — не слышу!

Тот потыкал себя в белую майку под распахнутой курткой. Оскалился, показывая что-то руками.

— Да? — закричал снова.

Ленка пожала плечами и снова махнула рукой. Музыка стихла, сверкнуло стекло в балконной двери. А в ковшике забулькало, вскидываясь, и Ленка спрыгнула, торопясь, всыпала туда заварки.

Из холодильника вытащила серый обрубок зельца, завернутый в промасленную бумагу, баночку с горчицей. Есть хотелось ужасно, несмотря на все горести. И она заторопилась, отрезая куски черного хлеба и укладывая на них мясные ломти. Надо в комнату уйти, решила, складывая еду на тарелку, а то вдруг бабка вернется.

Она уже наливала в кружку чай, когда заверещал звонок, пискнув в конце музыкальной фразы.

Шлепая тапками, Ленка ушла в коридор, и, поглядев в глазок, с удивлением открыла радостному Пашке — в джинсах, знакомом пушистом джемпере под короткой курткой. И в тапках на босу ногу.

— А-а-а, — сказала Ленка.

А он тут же вошел, улыбаясь и оглядываясь в тесной прихожей.

— Привет, соседка! Наконец-то увижу, как живешь. Куда идти? Ага…

Скинул тапки, устремился в Ленкину комнату, одобрительно кивнул проигрывателю, и сел в кресло, вытягивая босые ноги. Сунул руку в нагрудный карман куртки.

— Курить можно у тебя?

— С ума сошел, — испугалась Ленка, — бабка вернется, будет конец света.

— Ну, тогда чай? Есть у тебя чай? — покладисто согласился Пашка, ворочаясь, чтоб сесть поудобнее, — или там кофе какой.

Ленка кивнула и ушла на кухню. Налила еще одну чашку, и принесла обе в комнату, с тоской думая о несъеденных бутербродах, а предлагать их постеснялась, вдруг гость не ест дешевый зельц, который они с Рыбкой сильно любили и покупали, наскребя горсть мелочи, при каждом удобном случае.

— Сахар вот, — села напротив на маленькую скамеечку, — ну, конфеты. Бери.

— Ага, — Пашка принял горячую кружку, отхлебнул, закинул в рот развернутую конфету.

— А я после праздников на работу выхожу. Водилой. Машина у меня — умереть не встать, грузовик, наверное, еще до революции сделанный. Ну, поработаю, ладно, а то батя все мозги проел, что сильно долго отдыхаю после армии. Зато теперь на колесах, во! Хочешь, на море покатаемся? А ты чего такая смурная? Говори.

И Ленка ему рассказала. Не все. Только про коробку, и что нужно идти в аптеку все узнавать. А что делать ей дальше, не стала спрашивать и советоваться. Придется говорить про деньги, а не хотела. И не знала, как.

— Угу, — сказал Пашка, допивая чай и ставя кружку. Зацепил еще одну карамельку, сунул в рот и свернул хрустящую бумажку бантиком. Пульнул Ленке в волосы и рассмеялся.

— А я думаю, чем бы заняться, сижу, скучаю. Давай, собирайся. Через полчаса выходи, заберем мой трактор и двинем по аптекам.

Встал, вынимая из кармана пачку «Космоса» и пошел, рассказывая на ходу:

— Курить охота. Так что я по-быстрому, извини. Ну, жду, короче, на углу.

Ленка осталась в прихожей, слегка ошарашенно глядя на закрытую дверь. Потом, вспомнив, теперь в аптеку одной не придется, заторопилась, на бегу хватая с тарелки бутерброд, кусала, и после бежала в комнату — вытащить из шкафа вельветки и свитерок.

Машина и правда была совсем древней. Прыгая на круглом бугристом диване, Ленка хваталась ладонями за лоснящуюся старую кожу, сверху разглядывая мелькающие дома и деревья. Пашка уверенно крутил глянцевую баранку, нажимал педали — он сменил тапки на высокие шнурованные ботинки, которые привез из Германии и страшно ими гордился, по секрету рассказав как-то Ленке, что затягивать шнуровку приходится специальным крючком, и это просто чума, как надоедает, но зато какие лихие с виду!..