Дирижер тишины - [7]

Огненному столпу

творения

Голосом

не знающим боли

Отгородиться

и плакать

горько

Медленно

полыхая

ах я

уже

в хоре

Но не тебе

и не мне

по кругу

каждому

свой вскрик

и невеста

Обворожительно

Окрыленно

Преображенно

Нежно

* * *

Мои начальники хрусталь и ночь

Мои помощники печаль и пламя

Двуногий день вторгается в луну

и отраженный Бог в надежде плачет

Как радуга затачивает нож

так я молчу и думаю о Боге

Прозрачный череп исчерпал всю ночь

Избыток звезд переполняет горло

Ныряя в мир я вынырнул в себя

Мой театр

Уже отыграна игра и умерли давно актеры

А сцена всё ещё гола

И ждет другого режиссёра

Но и другой когда придет

Не сможет отыграть те роли

Они отыграны до боли

А боль когда-нибудь пройдет

Тогда и вылезут на сцену

Фигляры

Клоуны

Пажи

Переиграют нашу пьесу

И передразнят нашу жизнь

И может быть из-за кулисы

Я выйду как выходит Тень

И все актеры и актрисы

Уйдут за мной в глухую тень

И в занавесе встрепенется

Моя минувшая печаль

И зал внезапно содрогнется

Отчаянием из отчайнь…

И может быть над Мейерхольдом

Оденется в последний траур

И это траурное небо

И этот черный тротуар

И может быть умрет Михоэлс

Надев корону из Кремля

И в горностаевых сугробах

Утонет тело Короля

И в судорогах Таиров

Опять над Коонен замрет

Всё замерло всё затаилось

Всё умерло

всё не умрет

Любыми средствами любыми

Вы выиграете Игрой

На сцену вырвется Любимов

И проиграет вашу роль

* * *

Молитва – это корабль

плывущий сквозь наготу

молитвенная луна

и солнце из поцелуя

молитва – это корабль

с младенцами на борту

когда он плывет в любовь

кормой океан целуя

Всемирная тишина

не может все заглушить

нам кажется что мы есть

и этого очень много

У Шивы есть много рук

но он не умеет шить

у Бога есть много ног

но наша любовь двунога

Двуногая нагота

распахнута в горизонт

все временно проживают

и только корабль любви

плывет через Геллеспонт

живые давно мертвы

но мертвые оживают

Море

Нету у моря края

Бездны кроя

лезет в небо лестница водяная

Море край мира

мир края

Переполнен трезубцами горизонт

Моря взлет

Миг и взлет лазури

воды излом

россыпь гроз

громоздящих гроздья шипов из роз

Велосипедное море колес

море велосипедных колес

* * *

наши боги убили друг друга

наша смерть опередила рожденье

мы находим только утраты

всё что останется после нас

никому не нужно

разочарование – наша единственная мечта

наши мечты неотличимы от разочарованья

наша поэзия умерла в наших снах

наши сны никому не снятся

Невеста

Невеста лохматая светом

невесомые лестницы скачут

она плавную дрожь удочеряет

она петли дверные вяжет

она пальчики человечит

стругает свое отраженье

на червивом батуте пляшет

ширеет ширмой мерцает медом

под бедром топора ночного

рубит скорбную скрипку

тонет в дыре деревянной

голос сорванный с древа

держит горлом вкушает либо

белую плаху глотает

Саркофаг щебечущий вихрем

хор бедреющий саркофагом

что ты дочь обнаженная

или ты ничья

или звеня сосками месит сирень

турбобур непролазного света

дивным ладаном захлебнется

голодающий жернов – 8

перемалывающий храмы

В холеный футляр двоебедрой

секиры можно вкладывать

только себя

Новый Лаокоон

Я проходил по кладбищу из смеха

где памятники в виде поцелуев

ухмылочек улыбок и гримас

Вот памятник доверчивой улыбке

Вот памятник обманчивой улыбке

Вот памятник насмешек над собой

Сто херувимов радостных смеялись

Сто серафимов нежно улыбались

И только я с улыбкою печальной

стоял один на кладбище из смеха

и вежливо смеялся над собой

Вот памятник из нежных поцелуев

Губами я слепил сто торсов белых

Сто страстных слепков высились незримо

Я их воздвиг из воздуха любя

Когда теля от них освобождались

я их формировал в объятьях нежных

я их лепил собой из белой глины

Но более всего из поцелуев

и взглядов

образовывались слепки

то в виде мчащегося паровоза

то в виде вертолета

парохода

плывущего в морях из женских волн

Взгляд никогда ни в чем не повторялся

Всегда он видел что-нибудь другое

Другая грудь

Совсем другое лоно

Другие плечи и другие губы

у женщины всегда всегда одной

Все сто одежд от тел освобождались

и на полу как мы переплетались

Все скомкано в клубок летящих тел

Из всех искусств важнейшее – любовь

Она сродни ваянию из тела

когда тела ваяют всех из всех

Герр Лессинг описал Лаокоон

Там все неправильно

поскольку все тела

видны без пустоты

творимой ими

А интересна только пустота

Она подвижна и необозрима

Она останется когда тела исчезнут

И если эту пустоту заполнить

получится собор апостола Петра

со всех сторон облепленный телами

и Страшный Суд где мускульное небо

из всех людей воскресших и умерших

На самом деле из одних объятий

все можно сотворить

что есть и было

Один

На одной чаше весь мир и Бог

На другой чаше лишь я один

А во мне плюс-минус тройка богов

Адонис-Адонай-Один

Единица – вздор

единица – вздор

но Один всегда один

в середине гор в глубине озер

Адонай и Один един

Чаша изливает себя до дна

Я один Адонис и ты одна

Ничего не весит предвечный Бог

оставаясь только собой

Стрелка на весах – нулевой итог

Я и Бог – итог нулевой

Орфема

Чтобы вовлечь себя в эту игру

надо представить что все калибры

это всего лишь один калибр

для которого мир – колибри

Лабиринт в черепе – это мозг

мозг – лабиринт в середине Орфея

середина голоса – это воз-

глас

вопиющего в центре сферы

Сфера – это Орфей в аду

где катит Данте свои колеса

Арфа Орфея только в аду

звонкоголоса и многоголоса