— Кто этот горлопан? — спросил Зворыкин своих друзей.
— А бес его знает! Объявился вдруг… Говорит красный директор, — отозвался Василий Егорыч.
— Прошу слова! — зычно крикнул Зворыкин.
«Красный директор» поглядел на живописную фигуру моряка: тельняшка, бушлат, смоляные кудри из-под бескозырки — и как-то засомневался.
— Даешь слово революционной Балтике! — крикнул Василий Егорыч.
Его поддержали, и Зворыкин одним прыжком очутился на «трибуне».
— Товарищи рабочие, кто мне скажет, какая в России власть? — обратился он к собранию.
— Да никакой нету, — ответил размундиренный солдат на костыле.
— Как так? — поперхнулся Зворыкин. — Выходит, Россия сирота?
— Не горюй, морячок, найдется дрючок! — ломаясь, крикнул костыльник.
Зворыкину надоело пустое препирательство.
— Эх вы! — сказал он с горечью. — Я на этом самом заводе еще мальчишкой на хозяина горбину гнул… Нешто мог я тогда мечтать… — Он задохнулся и вдруг наклонился к толпе — и в упор: — Совесть у вас есть? Себя же проигрываете! Завод в бардак превратили?..
— Не с того голоса поешь, товарищ матрос! — перебил его «красный директор». — Для революционных масс нет святее…
— А пошел ты знаешь куда! — отмахнулся Зворыкин.
Тот попятился и чуть не свалился с «трибуны».
— Не больно командуй! — послышалось из толпы. — Подумаешь, енерал какой выискался!
— Братцы, никак, старый режим вернулся! — заорал костыльник. — Хозяев страны в рыло норовят! — И он театрально рванул на себе ворот.
— Будет тебе, припадочный! — прикрикнул Василий Егорыч. — Чего людей мутишь?
— Братцы, у него под тельником гидра! — взвизгнул костыльник.
— Гнать его в шею!..
— Долой!
И прежде чем Зворыкин приготовился к отпору, десятки рук потянулись к нему, сорвали с «трибуны» и потащили из цеха. Друзья Зворыкина тщетно пытались ему помочь.
Зворыкина вынесли из цеха и швырнули на землю. Толпа повалила назад в цех. Зворыкин поднялся.
— Ну, огляделся на заводе, кореш? — услышал он за спиной знакомый голос.
Степан Рузаев, в кожанке, с маузером на боку, глядел на него из-под насупленных бровей.
— Как видишь… — хмуро отозвался Зворыкин. Под глазом у него натекал громадный багровый синяк.
— Ясно, — сказал Рузаев и, пошарив в кармане, протянул ему большой медный пятак. — На, полечись… — И решительно направился в цех, знаком пригласив Зворыкина следовать за собой.
Когда они вошли, «красный директор» продолжал поднимать «революционную активность» масс.
— Мы должны со всей решительностью сказать: «Руки прочь от Гренландии!» — но, увидев Рузаева, он вдруг осекся — похоже, этим людям уже приходилось сталкиваться.
Рузаев вскочил на «трибуну» и втянул за собой Зворыкина, все еще прижимающего пятак к багровому натеку.
— Товарищи рабочие! — начал Рузаев. — Декрет о национализации завода подписан вон когда, а ваша продукция — ноль целых хрен десятых, двести митингов и тысяча резолюций. Так, братцы, дело не пойдет, мировой империализм протестами не запугаешь, работать надо. — Он повернулся к «красному директору». — Считаю кабинет в нынешнем составе распущенным.
— Рабочий класс доверил мне пост «красного директора»! — вскричал председательствующий.
— Рабочий класс тебе, может, и доверил, — отозвался Рузаев, — да только ты этого доверия не оправдал.
Раздались голоса рабочих:
— Правильно!.. В самую точку!..
— Я протестую! — взвизгнул «красный директор».
— Валяй, браток, — хмуро усмехнулся Рузаев, — протест шли по адресу. Нефанленд — Рузаеву. — И он легонько так, плечиком подтолкнул «красного директора», мигом очутившегося внизу Предупреждая возможные осложнения, Степан Рузаев словно бы невзначай передвинул кобуру с маузером.
Толпа зашевелилась, на передний план выдвинулись настоящие кадровики, в том числе друзья Зворыкина.
— Вот что, ребята, — доверительно сказал Рузаев. — Революции позарез нужны броневики. Мы их вам с неделю назад в ремонт пригнали. А вы ни в зуб ногой, только митингуете.
— У нас теперь только горлом работают, — с горечью сказал Василий Егорыч.
— Кто громче орет, тот и герой, — добавил Каланча.
— Для ремонта нужны материалы, а у нас их нет! — раздался сухой интеллигентный стариковский голос.
Позади «трибуны», в тени, сбилась кучка заводских инженеров и техников; вид у них потертый, обносившийся, но все же они пытаются сохранить достоинство. Голос принадлежал инженеру Маркову, рослому и тощему старику, напоминающему Дон Кихота.
— Да у вас на заводском дворе до черта разных материалов! — вмешался Зворыкин. — Это же форменное золотое дно!
— Конечно, огромный технический опыт этого господина, — иронически отозвался Марков, — не имею чести знать ни имени, ни звания — делает его в этом вопросе более компетентным, нежели мы. Но я могу перечислить материалы и средства производства, отсутствующие…
— Вот именно: отсутствующие! — взорвался Зворыкин. — А на кой… хрен, пардон, нам это нужно знать? Извиняюсь, конечно, но если так рассуждать, то и революцию нельзя было делать. У нас не было ни авиации, ни артиллерии, ни продовольственных запасов. Я могу не хуже вашего до завтра перечислять, чего у нас не было. Но мы исходили не из того, чего нет, а из того, что есть, и сделали революцию, и довольно неплохо…
