Дипломная работа - [89]
– … честное.
– Ну, это вы… – начал Скалон, мотанув головой, – хотя… по здравому размышлению, толика истины всё-таки есть! Жестокой и… хм, Ветхозаветной.
– Да! – очень вовремя прервал их разговор Ксаверий Эдуардович, – революционеры на летадлах улетели, представляете?
– Ого! – брови Посникова вознеслись высоко на лоб, и он ошалело закрутил головой.
– Ого, – согласился Анучин, комкая бороду в кулаке. Сам факт теракта, (притом теракта удавшегося!) совершённый по отношению к члену Дома Романовых, ломает многие политические расклады. Но до сих революционеры не посягали на женщин… и тем паче не обещали вырезать всех (!) представителей Августейшей Фамилии!
С другой стороны…
… первыми перешли черту отнюдь не революционеры! Насилуя в тюрьмах девушек из числа политических, и убивая на каторге и тюрьмах мужчин, Власти ожидали какой-то иной реакции?
А теперь ещё и летадлы! Как, чорт подери?! Как революционеры ухитрились провернуть такое? С момента первого полёта до настоящего дня прошло совсем немного времени, и хоть сколько-нибудь серьёзное производство имеется у Франции, Германии, США и…
… с заметным отставанием и многочисленными катастрофами, скрываемыми от общественности – Британии. Российская Империя, Австро-Венгрия и Италия делают первые шаги к Небу.
Все… все авиационные производства и пилоты, даже любители – сосчитаны. Шпионов, военных атташе и репортёров вокруг каждого завода и аэродрома – больше, чем персонала. А посему… как?!
– Опять ведь закроют газету, – с тоской протянул Посников, – и это как минимум.
Помолчали, переглядываясь и ведя тот безмолвный диалог, который только могут вести давно и хорошо знакомые люди, объединённые какой-то Идеей.
– В печать! – махнул наконец рукой Посников, вставая с кресла с видом Цезаря, переходящего Рубикон, – Лучше сделать и пожалеть, чем жалеть потом, что не сделал!
– Мы принимаем бой… – одними губами шепнул Скалон.
Глава 32
– Че-ево, б… – заткнув крик души на взлёте, покосился на невозмутимую Надю и уставился на дядю Гиляя взглядом самого баранистого барана в большой отаре.
– Избирательные права для женщин… – охотно начал тот, ставя бокал с вином на стол, укрытый белоснежной скатертью расшитого хлопка.
– Да эт я понял! – быстро перебиваю Владимира Алексеевича, излишне резко откладывая вилку и нож, – идея социалистических фракций Русских Кантонов, спорная по форме, но верная по существу… передовицы газет я помню! Кто, говорите, поддержал социалистов?
Я весь обратился в слух…
– Староверы, – повторил Гиляровский, щурясь обожравшимся котом и самодовольно поглаживая вздыбившиеся усы.
– Надежда, прошу вас, ущипните меня… – сомнабулическим голосом говорю девочке, – ай!
– Не за что, – пряча смешинки в глазах, отозвалась она, садясь на своё место.
– Староверы… – повторяю ещё раз, но фразы «Избирательные права для женщин» и «поддержали староверы» находятся для меня на разных концах Вселенной. Звучит невыносимо фальшиво и неправдоподобно, так что предыстория, наверное, очень… очень интересная!
– Та-ак… – пытаюсь собраться с разбегающимися мыслями и выбросить из разом вскипевшей головы вовсе уж фантасмагорические версии, – подробности?
– Вы ешьте, Егор Кузьмич, ешьте… – прервала нашу беседу Надя, в глазах у которой таилась не слишком-то скрываемая смешинка, – я сама готовила! Невкусно?
– Хм… очень вкусно, благодарю! – улыбаясь светски, продолжаю трапезу, не чувствуя вкуса. А Надя, улыбаясь лучисто, ведёт беседу в лучших традициях Старой Москвы… и бесконечно далёкую от политики!
Наконец обед завершён и девочка, репетирующая роль хозяйки дома, отправила нас на тенистую веранду, где уже стоит кофейник и разложены курительные принадлежности. Собравши всю терпёжку в кулак, молча жду, пока дядя Гиляй усядется поудобней в плетёном кресле, раскурит трубку с длинным чубуком и выпустит первый клуб ароматного дыма.
– Не все поддержали, – качнувшись в кресле, сказал бывший опекун, кивая благодарно чернокожей служанке, налившей ему кофе. Взгляд его на удаляющуюся корму был несколько сальным и…
… собственническим, но кто такой, чтобы судить его?! Благо уже, что вообще отживел после смерти супруги, начав проявлять интерес к женщинам. А к чорным, белым… право слово, не так важно.
– Не все поддержали, – повторил он, делая глоток кофе и закусывая его дымом с видом человека, пробравшегося в райский сад, – не все…
На лице его появилась мефистофельская усмешка.
– … но некоторым – пришлось!
– Взяли-таки за жопки?! – подскочил я в кресле, как шилом ткнутый, – Тех, заигравшихся?!
– Да! – выдохнул он, улыбаясь зубастым чеширским котом, – У них, паразитов, грешков поднакопилось, а мы нарочито глаза закрывали. Не видели, не слышали и не говорили.
Отложив трубку и чашку, дядя Гиляй весьма обезьянисто показал реплику «в лицах», вызвав у меня невольный смешок.
– Заигрались, – киваю понимающе.
– О да… – Гиляровский улыбнулся нехорошо и я понял, что в этой истории он принял живейшее участие, – заигрались. Славно так получилось, один к одному! Мы…
Снова улыбка, а в глазах – отражение пожарищ и крови.
– … аккуратно подвели их, чуть не носом тыкали – где можно хапнуть и с кем кооперироваться при хапке!
