Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана - [31]

Что ничего нет хуже.

Пусть мир пройдет через войну

И через голод тоже,

Но вам без мяса посидеть

Хоть день – избави боже!

Мои литературные упражнения были прерваны, когда мы прибыли в Лиссабон, и мне сразу же захотелось найти ближайший хороший ресторан.

Как уже говорилось, Госдепартамент долго не пытался связаться с нами (хотя это можно было сделать через Швейцарию); мало того, перед нашим обменом пришла первая телеграмма с сообщением, что по решению начальника контрольного финансового управления нам не будут оплачены месяцы, проведенные в заключении, потому что мы, видите ли, все это время не работали. Во второй (и последней за это время) телеграмме говорилось, что первоначальное решение о нашем выезде пересмотрено и половина из нас должна остаться в Германии, чтобы освободить место на корабле для еврейских беженцев. Причина была проста – часть конгрессменов для удовлетворения части избирателей намеревалась перевезти этих беженцев в США (хотя они и не являлись нашими гражданами). И это было важнее, чем все, что произошло с нами. Мы с мистером Моррисом справились с обоими этими испытаниями, но, конечно, не на такой прием мы надеялись после освобождения из пятимесячного плена. Это неприятное впечатление еще усилилось по прибытии в Лиссабон, где нас ожидали телеграммы с информацией о том, что часть из нас должна остаться на службе на Иберийском полуострове и приступить к работе со следующего дня. Похоже, в Госдепартаменте не имели ни малейшего представления о нашем нервном и физическом состоянии. Ни в этих приказах, ни во время встречи в США, когда туда прибыли те, кого не оставили на службе, нам, насколько я помню, не было высказано признательности ни за нашу службу, ни за те неприятности, которым мы подверглись в связи с ней.

Это не последний за время войны пример несправедливого отношения правительства и значительной части нашего общества к людям на государственной дипломатической службе. То же самое проявилось и в отношении призыва на военную службу.[21] Руководители Госдепартамента довели до сведения подчиненных, что они благодаря их квалификации принесут больше пользы на дипломатической службе, а потому должны ходатайствовать об отсрочке от призыва.

Сам Госдепартамент не стал брать на себя эту миссию (очевидно опасаясь критики со стороны конгресса), поэтому этим пришлось заниматься самим нашим служащим. Большинство из них так и поступили и получили отсрочку от призыва на военную службу. Их работа во многих случаях была не менее важна для войны, чем служба людей в форме. Больше того, на долю дипломатов в военное время выпадало не меньше опасностей и лишений, чем на долю военнослужащих. И все же это не спасало наших служащих от напоминаний, связанных нередко с упреками, об их гражданском статусе. В союзных странах они были лишены даже тех скромных привилегий, которые могли иметь рядовые военнослужащие. В американской прессе не раз появлялись обвинения по их адресу, нередко персональные, в уклонении от призыва. Как-то я обратился к руководителю одной из наших служб с просьбой предоставить отпуск некоторым служащим, явно нуждавшимся в отдыхе, но он ответил отказом, заявив, что, в конце концов, всем им следовало служить в армии. Это замечание задело меня за живое, и я не забыл этой обиды. Дело было даже не во мне – сам я уже вышел из призывного возраста. Но я продолжаю считать, что служба дипломатов в военное время во многих случаях ничем не уступала по значению службе военных.

Глава 6 ПОРТУГАЛИЯ И АЗОРСКИЕ ОСТРОВА

Наш корабль прибыл в Нью-Йорк в начале июня 1942 года. К счастью, я получил большой отпуск, который мы с женой использовали, чтобы найти наш первый настоящий дом – большое, но заброшенное ранчо в Пенсильвании, где мы и поселились.

В августе я получил временную работу в Госдепартаменте – в группе личных дел. Мне поручили рассортировать кучу старых папок с документами, которыми никто не занимался. Я был неприятно удивлен, когда нашел среди них два своих доклада, написанных еще до отпуска. Один из них посвящался проекту дипломатической академии, а другой – необходимости значительного расширения штатов внешнего ведомства в связи с военными обстоятельствами и потребностями послевоенного периода. Никаких пометок на обеих бумагах не было, а значит, я один во всем Госдепартаменте должен был их прочесть и решить, что с ними делать. Я положил оба доклада в соответствующие папки, но не мог удержаться от того, чтобы сделать пометки «по-моему, это хорошая идея».

В пятницу перед Днем труда[22] поступил приказ о назначении меня советником посольства в Португалии, что означало возвращение к моей нормальной работе. Кроме того, я получил конфиденциальное, негласное поручение разобраться с той путаницей, которую создали наши сотрудники разведывательных служб во взаимоотношениях с англичанами и друг с другом, когда вмешались в сложную систему шпионажа и контршпионажа, уже сложившуюся к тому времени в Лиссабоне военной поры.

На этой новой работе я провел около полутора лет, и одна из моих основных задач состояла в том, чтобы добиться от португальского правительства разрешения на использование американцами Азорских островов как базы при перелетах наших самолетов из Америки в Европу во время подготовки к вторжению в Норвегию. Американским послом в Лиссабоне в то время был Берт Фиш, маленький, толстенький, лысый человек, редко покидавший свою резиденцию в португальской столице. Большую часть времени он проводил у себя в спальне, сидя в кресле и слушая по радио передачи Би-би-си и других англоязычных каналов. Каждое утро я приходил к нему с докладом и выслушивал его распоряжения. Я вскоре заметил, что, несмотря на внешнюю пассивность и замкнутый образ жизни, этот человек внимательно изучал и хорошо знал события и основных действующих лиц политических драм, которые разыгрывались в Лиссабоне. Все шло вроде неплохо, только меня беспокоил недостаток политических контактов с португальским правительством с нашей стороны. Я знал, что за время со вступления Америки в войну не было никаких обсуждений политических проблем между нашим послом и португальским премьер-министром. Такое положение представлялось мне не просто неправильным, но и небезопасным. В условиях начавшейся войны требовалось заново определить характер американо-португальских отношений. Португалия официально была нейтральной, но в переменчивой военной обстановке от нее могли потребоваться какие-то новые решения, а на этот случай всегда должна существовать обстановка известной откровенности и доверительности между нашими странами. В начале 1943 года я отправил в Вашингтон длинное послание, напоминавшее историю англо-португальского союза, где содержались аргументы в пользу выгод подобной же политики и для США. Таким образом я надеялся привлечь внимание Вашингтона к проблеме американо-португальских отношений в целом, но реакции не последовало. Я также пытался уговорить мистера Фиша встретиться с Салазаром, по собственной инициативе, без получения инструкций, чтобы прощупать возможности совпадения интересов наших стран. Но мистер Фиш побаивался Салазара, которого считал слишком хитрым, и уклонялся от подобной встречи.