Дипломатия Симона Боливара - [23]

Значение дипломатической миссии Боливара далеко выходит за рамки ее конкретных достижений. Дипломатический опыт, приобретенный им за время пребывания в Англии, послужил отправным моментом для разработки внешнеполитической стратегии, отвечающей интересам окончательной победы над Испанией. Конечно, формирование внешнеполитических воззрений Освободителя не единовременный акт, а весьма длительный процесс. Концепция дипломатии национального освобождения сложилась как законченная система взглядов Боливара только в 20-х годах на основе опыта многолетней войны с Испанией и государственного руководства республикой Великая Колумбия. Но первые кирпичи в фундамент этой концепции закладывались в Лондоне. Сальседо-Бастардо отмечал, что «по своей значимости два месяца пребывания в Лондоне несравнимы ни с каким другим двухмесячным периодом в жизни Боливара».[59] В этом высказывании можно усмотреть полемическое преувеличение, но по существу оно верно.

Попробуем выстроить нашу версию достижений лондонского этапа. Боливар многое понял в тогдашних международных отношениях. Расстановка политических сил в Европе накануне второго десятилетия XIX века не давала надежды повторить блестящий маневр восставших английских колоний в Северной Америке. Молодой американской дипломатии удалось использовать в своих интересах рознь между французами, испанцами и англичанами и добиться заключения союза с Францией и Испанией, которые вступили в войну с Англией при благоприятном нейтралитете России Екатерины II. Иная международная обстановка требовала совершенно другой внешнеполитической стратегии. Продираясь сквозь хитросплетения многочисленных претендентов на испано-португальское наследство в Америке, Боливар пришел к выводу, что Англия больше, чем какое-либо другое государство, и не из альтруистских побуждений или сочувствия к борьбе колоний, а из соображений практического интереса и реальной политики, сможет оказать поддержку молодым латиноамериканским нациям в отстаивании своего суверенитета. «Только Англия, владычица морей, — напишет позднее Боливар, — сможет защитить нас от объединенных сил европейской реакции».[60] Англия могла в будущем играть также и роль противовеса влиянию США.

Другую фундаментальную основу дипломатии национального освобождения Боливар усматривал в латиноамериканском единстве, прочном внешнеполитическом союзе стран, освободившихся от испанского господства. Видимо, мысли об этом появились у Боливара еще до Лондона. Но именно в английской столице они впервые, и это подтверждается документально, кристаллизовались в программную идею, зовущую к действиям. Боливар ощущал себя в Лондоне полномочным послом всего континента.

Испанские и португальские колонизаторы на протяжении многих десятилетий проводили политику «разделяй и властвуй», стремясь разобщить народы континента. Однако им не удалось создать непреодолимых барьеров между народами Латинской Америки. Миранда и другие предтечи независимости мыслили континентальными масштабами. Так, Миранда вспоминал, что в 1784 году в Нью-Йорке у него родился план завоевания независимости и свободы всего испано-американского континента. Позднее, в 1791 году, в обращении к американцам, получившем широкую известность, Миранда выдвинул идею «превратить Америку в великое братское сообщество».[61]

Миранда высказывал мысли о необходимости объединения испанских колоний в рамках конфедерации или единого государства, которое он называл «Коломбия» в честь первооткрывателя Америки. Это государство, где отменялись все налоги и другие поборы, установленные метрополией, провозглашались свобода торговли и свобода совести, должно было, по замыслам Миранды, стать конституционной монархией, сохраняющей многие черты древней империи инков.[62]

Конечно, этот проект носил утопический характер прежде всего потому, что народы колоний в то время еще не пробудились для активной борьбы. Кроме того, эти идеи не могли завоевать многих сторонников среди борцов за независимость, так как большинство из них были республиканцами. Осуществление своих замыслов автор связывал с надеждами на получение военной поддержки со стороны США или Англии, что, как показали события, оказалось нереальным. Однако при всех своих недостатках проект был свидетельством страстной преданности Миранды идеям латиноамериканского единства. Боливар решил идти дальше.

За несколько дней до отъезда на родину Боливар опубликовал в «Морнинг кроникл» статью, озаглавленную «Письмо испанского сеньора из Кадиса своему другу в Лондоне». История знает немало примеров, когда в столь невинной «упаковке» преподносились взрывные, революционные идеи. «Испанский сеньор из Кадиса» выражал в своем письме пламенную веру в скорое освобождение колоний от рабства и призывал их сплотиться в объединенную Америку. Статья была замечена теми, кому она и была адресована. 5 ноября 1810 г. «Гасета де Каракас» опубликовала испанский текст статьи Боливара.[63]

Закрывая последнюю страницу лондонского периода жизни Боливара, необходимо упомянуть еще об одном его деянии, имевшем непредвиденные и трагические последствия. Симон преклонялся перед жизненным подвигом Миранды и находился под обаянием этой выдающейся личности, поэтому он убедил предтечу вернуться на родину и отдать ее независимости свой политический и военный опыт. Английские власти не сразу дали Миранде разрешение отправиться домой под именем мистера Мартина, и на венесуэльскую землю он ступил через неделю после возвращения Боливара. Миранда был облачен в генеральский мундир французской армии эпохи Революции. Его приветствовали толпы каракасцев, приехавших для встречи в порт Ла-Гуайра.