Дипендра - [4]

– А почему вы об этом спрашиваете? – как-то странно ответил он. – Вам-то не все ли равно. Сегодня здесь будут ритуальные танцы, разве этого для вас не достаточно? Развлекайтесь же.

Он как-то странно засмеялся.

– Танцы? – переспросил ты.

– А мы ничего не знали об этом, – с улыбкой сказала Лиза.

– Сегодня мистерия Цам, – ответил рикша и, усмехнувшись, добавил: – Цам гневных божеств.

– А что это такое? – спросила Лиза.

– Это бардо смерти, – снова как-то странно усмехнулся рикша. – Переход на ту сторону.

Ты дал ему три доллара, хотя обещал два. И рикша почему-то не сказал тебе «спасибо». Он не сказал тебе это сияющее «thank you very much», а развернулся в тени за деревьями и растворился в какой-то ослепительно печальной зелени.

– Не бойся, – сказал ты Лизе, замечая едва промелькнувшую на ее лице тень. – Это всего лишь спектакль.

Ты перезарядил «Nikon». Это неплохо звучало – ритуальные танцы. «Я поверю лишь в того бога, который умеет танцевать», – почему-то вспомнил ты цитату из Ницше и запел. Лиза посмотрела на тебя с удивлением. Твой отец, несостоявшийся мистик, любил выписывать цитаты из классиков, советы, как жить. У него была целая книжечка, которую он дал тебе с собой еще тогда, отправляя учиться в Америку. Дурацкая затея. В книгах, конечно, написано, как жить. Но научиться можно только на собственной шкуре… Цам гневных божеств. Ты уже предвкушал, как будешь показывать ему в Москве эти магические фотографии.

6

– Где же вы сели? – спросил все тот же тип в сером костюме, допрашивавший меня.

Один из военных раскладывал на столе фотографии, словно бы это был пасьянс, и я не знал, сходится он или не сходится. Стены в комнате для допросов были фиолетового цвета и на одной из них висел в траурной рамке портрет короля.

Вот женщины и их резкие тени на солнце, они стирают свою одежду, яркие желтые сари, как флаги развернувшиеся по течению, священная река Бхагмати…

Вот резная решетчатая веранда, деревянный балкон, драконы и демоны. Девушка смотрит сквозь узор, внизу проезжает на велосипеде мужчина.

Вот улыбающиеся менялы на площади с кучками блестящих монет.

Пьяные продавцы кхукри…

На одной из фотографий, которую я попросил сделать своего друга еще там, в Москве, мы стояли с Лизой у окна. Она была в белом подвенечном платье, оставшимся от ее первого брака. Она шила его сама. Светилась пятиярусная фата, опускаясь поверх ее золотистых волос и скрывая наполовину ее какое-то странное, как на картинах у Кранаха, лицо. Наши пальцы были переплетены. Я стоял рядом, слегка наклонив к ней голову, и улыбался. Лиза откинула фату и мой друг сделал еще один снимок, обычный и, быть может, слегка банальный. Счастье, когда оно есть, всегда фотографируется легко. Лишь бы что-нибудь не помешало.

Когда стреляют в голову и мозг разлетается на части, то где же тогда остается «я», то самое бессмертное «я», которое ищет дорогу к новой жизни? Где, в какой из летящих частичек по-прежнему тает и по-прежнему живет этот извечный и, быть может, слишком человеческий вопрос?

– Ну так где же вы сели? – повторил свой вопрос этот тип.

– Вот здесь, – ответил я, показывая на скамейки недалеко от странного сооружения напротив дверей храма, нечто вроде балдахина с шелковым красно-желтым навесом. Рядом с ним развевались знамена с мантрами. А вокруг на земляном полу двора белой мукой были насыпаны четыре узких круговых полоски, четыре ярких круга, между которыми должны были проноситься в своих странных фантастических прыжках ламы, отождествившие себя с демонами.

– Почему так близко сели?

– Ну, – пожал плечами я.

– Ну? – Он взял в руки другую мою фотографию. На ней крупным планом был снят маленький столик стоящий под балдахином. Виднелась какая-то странная пирамидка огненного цвета, увенчанная человеческим черепом.

– Ну чтобы… чтобы… – замялся я.

Штатский ел меня глазами. Другой офицер, раскладывавший пасьянс, замер. Третий, стоявший у стены не спешил затягиваться. Белый столбик его сигареты медленно превращался в пепел и прах.

– Каждый зритель хочет быть поближе к сцене, – ответил наконец я, отводя взгляд.

– Поэтому вы встречались и с нашим принцем?

– С каким принцем?

– С Дипендрой.

7

Подвесной мост – полная луна. Рельефные зубцы башен. Легкая вечерняя прохлада, жизнь где-то там за высокими выжелтенными луной дворцовыми стенами. Смех женщин, витиеватый говорок мужчин… А здесь мертвая мать и мертвый брат, их тела, белеющие внизу, у фонтана. Светящийся жук, выползающий на ступеньку. Разбуженная выстрелами стрекоза, зависшая над перилами. Ее огромные изумрудные глаза. Распахнувшаяся настежь дверь дворцовой залы. Вот нелепо замер в луже крови отец. Белая легкая, реющая, как флаг, занавеска… Дипендра бросил винтовку. Мягко, почти без звука, она упала в траву. Бросил вторую. Тяжело опираясь на поручень, стал подниматься по ступеням. С каждым шагом – все выше и выше. И с каждым шагом вслед за ним поднималась луна. Завтра утром, когда на Катманду падут первые лучи солнца, его, наследного принца провозгласят королем и назовут по традиции живым воплощением Вишну. Он наконец станет богом и возьмет в жены Девиани. И никто не посмеет им больше ничего сказать. Священная пуля, настигающая и настигающая отца… Сын бога убил своего отца и стал богом сам. Подвесной, увитый плющом и рододендронами мост… Почему никто не кричит, никто не зовет на помощь? Страшная пустота, которая никогда отныне не станет пустой. Сколько бы очищающих обрядов не совершали брамины, сколько бы из них не давились ритуально отравленной пищей, сколько бы жертв они не принесли самой Кали… Вот и вершина радужного моста. Дипендра заплакал и упал на колени, фуражка слетела и покатилась вниз. Мгновение он медлил, но потом все же достал маленький черный браунинг. В безличной машинке отразилась разобранная на мелкие прямоугольники луна. Принц взвел курок, маленькая продолговатая деталь в хорошо смазанном механизме… И выстрелил себе в голову. Сын Вишну, убив Вишну, стал Вишну сам.