Диоклетиан. Реставратор Римской империи - [4]

Институт дружины стал катализатором объединения германцев в огромные племенные союзы, произошедшего во II веке, — это одновременно была реакция на агрессию новых племен с востока и способ воспользоваться неисчерпаемыми, по мнению германцев, источниками добычи на территории провинций Рима. К началу III века образовались три группы. Группа свевских племен Центральной Германии, чья свирепость так потрясла Цезаря,[13] образовала союз алеманнов (Alle Manner); племена из низовий Рейна стали называться франками; а приморские обитатели устья Эльбы и Везера объединились в племенной союз саксов. Несмотря на отсутствие внутреннего единства, эти племенные союзы осуществляли вооруженные походы совершенно иного уровня, превосходящего все расчеты создателей тщательно спланированной обороны римских границ. Римляне исходили из предпосылки, что нападение германцев на любом отдельно взятом участке можно предугадать и нейтрализовать, не пуская врага на территорию империи. Но при первом же массовом вторжении Марк Аврелий обнаружил, что сеть построенных римлянами дорог открывала варварам путь к самому сердцу империи. Спустя еще 30 лет всевозрастающей угрозы Рим наконец понял, что его империи угрожает непрерывная цепь племенных союзов, растянувшаяся от Северного до Черного моря: саксы, франки, алеманны, маркоманны, квады, сарматы, языги, готы, карпы. Старые методы дипломатии, опиравшиеся (более или менее явно) на военную силу, здесь оказались неэффективны. В условиях крайнего напряжения на границах эта военная сила должна была быть доступна в любой момент. Это возлагало дополнительное бремя на армию, поскольку теперь безопасность границ требовала постоянного присутствия на месте службы всех солдат гарнизона.

Нужно особо отметить, что превосходство римской армии отнюдь не основывалось на более совершенных технологиях. Хотя римляне были опытнее своего противника в военном строительстве и ведении осады и были лучше обеспечены оружием и доспехами, все же и те и другие оставались людьми железного века. Напрашивающееся сравнение с современным противостоянием африканских племен вооруженным по последнему слову техники отрядам весьма обманчиво. Сильной стороной римлян было не вооружение, а четкая организация, обеспечиваемая более высокой политической культурой.[14] Но это также делало территорию империи более уязвимой. Примитивным племенам германцев не хватало дисциплины и умения планировать действия, но ведение войн составляло основу их общества, и каждый германец был воином — и это давало значительное численное превосходство над римлянами с их сложной системой разделения труда, значительным числом рабов, колонов (арендаторов) и городского пролетариата. Именно поэтому в долгосрочной перспективе германцы могли нанести громадный урон сложному взаимозависимому городскому обществу и экономике империи. Германцы с их примитивной моралью кочевых земледельцев и воинов, согласно которой каждое племя могло занять землю своего непосредственного соседа, быстро оправлялись от поражений, кроме разве что самых сокрушительных. Они были физически сильнее римлян и уж точно не уступали им в отваге: их свирепость в бою давно вошла в легенды. Тацит пророчески разглядел в их воинственной независимости новый источник неукротимой силы, которая может стать причиной фатальных перемен в судьбе Рима.[15]

В то же время, независимо от событий на севере, коренной переворот произошел у могучего восточного соседа Римской империи, тем самым существенно повысив военную угрозу. Западные регионы старого парфянского царства Аршакидов с его псевдофеодальной структурой, родовыми поместьями и постоянными внутренними конфликтами в значительной мере подверглись влиянию эллинской культуры. В начале III века династия Аршакидов была свергнута могучим националистическим движением Иранского нагорья под предводительством дома Сасана. Члены движения заявляли о своем духовном родстве с древней Ахеменидской империей Дария и Ксеркса. Одолев в бою своих политических противников, первый царь династии Сасанидов, Ардашир, был коронован как «царь царей» в старой столице Парфии — Ктесифоне, недалеко от современного Багдада, в 226 году. Сасаниды принялись за строительство сильного иранского государства с централизованной властью, свободного от всех иностранных влияний, ориентируясь в своей внешней политике на внешнюю экспансию. Они возродили древнюю религию зороастризма и придали ей статус государственной, превратили жречество в официальную церковь, построили повсюду храмы огню и начали гонения на сторонников прочих религий — иудеев, буддистов, индуистов, христиан. В отношении военной силы Сасаниды оказались умелее и агрессивнее своих предшественников. Ардашир вел успешные завоевательные войны, дойдя на востоке до самого Пенджаба, а вскоре после этого напал на провинции Рима. О новом уровне военной подготовки армии Сасанидов свидетельствовали появление тяжелой кавалерии и способность парфян вести осадную войну. Осадив укрепленный римский город Дура-Европос на Евфрате, они впервые применили подкоп, и руины города до сих пор хранят следы падения одной из могучих защитных башен. В 241 году Ардашира сменил на троне его не менее энергичный сын Шапур I, который покорил Кушанское царство, Армению и Грузию и не скрывал своего намерения восстановить империю своих предков, Ахеменидов, что означало ни много ни мало как завоевание всей восточной части Римской империи до самого Босфора. В своем первом походе против Рима Шапур занял несколько римских городов-крепостей и под конец захватил Антиохию, торговую столицу эллинистической Сирии, лежащую в нескольких километрах от берегов Средиземного моря. За всю бытность столицей римской провинции Антиохия еще ни разу не сдавалась врагу. Ее удалось отбить, пусть и с трудом, но с тех пор Антиохии предстояло стать одной из фигур на шахматной доске в стратегической партии между Римом и Персией — доске, которая теперь угрожающе сдвинулась на 800 километров к западу.