Динозавр [Anonymous Rex] - [37]

 — говорит мне его взгляд. — Спасибо за билет отсюда».

Последний хрип, и существо падает на землю. Пластик больше не горит.

Десять минут первого, и я не могу удержаться от победного клича своим собственным голосом Раптора, от песни завоевателя, от торжествующего воя, который переполняет меня и подобно углекислому газу взрывается, пенится, извергается. Частицы разума возвращаются ко мне и настойчиво твердят улепетывать, собрать свои пожитки и скрыться во тьме, пока никто не увидел в этом нью-йоркском переулке поле брани доисторических созданий. Но разве справиться этим слабеньким частицам со всепоглощающей жаждой воспевать победу и ликовать над останками поверженного врага.

С разинутой пастью, с языком, алчно пересчитывающим зубы, я инстинктивно опускаю рыло к горлу своей жертвы, к столь доступным мясистым мускулам вокруг ее шеи в предвкушении пиршества победителя…

Полицейские сирены. Далеко, но приближаются. Нет времени для сомнений. Мои челюсти все еще тянутся к телу поверженного существа, и я собираю всю волю в кулак, чтобы бросить его и отступить. Этот водянисто-сахарный аромат, этот запах крови пробуждают мое вожделение, подхлестывают исконную страсть. Но нет, не вкусить мне, взбудораженному инстинктами, мяса — по крайней мере, сегодняшней ночью. И я знаю, что утром буду этому рад. Я редко ем сырое мясо, даже когда не сам убиваю добычу, и просто представить себе не могу, как отреагирует мой желудок на эту убоину. Пацифистские умонастроения возвращаются ко мне, и я смущаюсь при виде последствий кровавой бойни.

Сирены все громче, все ближе. Уверен, что нас не видно. Но меня удивляет, что кто-то в этом убогом районе настолько обеспокоился о своих ближних — или тех, кого посчитал таковыми, — чтобы набрать 911 и сообщить о душераздирающих звуках, доносящихся из ближайшего переулка.

Столько дел, а времени в обрез. Целый день кручусь как белка в колесе. Уничтожить все следы просто немыслимо; на это потребуется не меньше двадцати минут, тогда как у меня, по моим скромным подсчетам, около четырех. Я выбираю самый скорый метод, обязательный минимум. Надеюсь, все получится.

Я ковыляю к своему саквояжу, уровень адреналина стремительно падает, и в ноль часов двенадцать минут, точно по расписанию, болевой экспресс прибывает на станцию. В одном из отделений, под клапаном, в кармане, замаскированном полоской ткани, обнаруживаю требуемый мешочек. Зажав его между зубов, плетусь к поверженному динозавру и обеими лапами обхватываю его тушу. Рву на себя.

И чуть грыжу себе не зарабатываю. Это существо весит гораздо больше, чем можно было ожидать. Сирены уже вдвое громче, в унисон им крякает «скорая помощь». Что было сил дергаю тушу, и на этот раз она сдвигается на дюйм-другой. Тащу мертвый груз к ближайшему мусорному контейнеру, вкладывая в каждый шаг поистине титанические усилия.

Нет никакой надежды на то, что я смогу засунуть труп в контейнер, хотя и следовало бы. Даже если я как-то ухитрюсь взять этот вес на грудь и рвануть над головой — задача совершенно непосильная для моего телосложения, пусть и без облачения, — скорей всего он обрушится на меня и раздавит в лепешку. Был бы у меня час — или лебедка, — но у меня нет ни того, ни другого. Зато я слышу, как скрипят тормоза и хлопают дверцы патрульной машины.

Гражданский долг члена нашего тайного сообщества требует, чтобы я убирал с глаз долой всех скончавшихся необлаченных динозавров и определял в безопасное место, откуда их смогут забрать соответствующие службы. Но ведь это не значит, что я должен при этом себя гробить. Одним словом, в контейнер его никак не засунуть. А вот за контейнер… ага! И я продолжаю тянуть.

Это, конечно, временная мера, ведь в первых же лучах солнца останки динозавра сможет увидеть каждый, кто не поленится бросить взгляд в переулок, но до утра должна прибыть команда чистильщиков и уничтожить все следы. Я хватаю зажатый в зубах мешочек и разрываю оболочку.

Невероятная вонь — разлагающихся трупов, гниющих апельсинов — бьет меня в упор, и я шарахаюсь в теплый ночной воздух. Неудивительно, что чистильщики способны унюхать эту дрянь в радиусе двадцати миль, — я и сам, без подготовки, учуял бы, наверное, за десять. Изо всех сил сдерживая дыхание, прикрывая чувствительное свое рыло, я посыпаю гранулами из мешочка труп динозавра.

Плоть его начинает растворяться.

Хорошо бы затаиться поблизости и проследить за тем, как мой противник медленно — час или около того — исчезает с лица земли, мышцы и ткани испаряются и улетучиваются, пока не останется голый скелет, какие хранятся в музеях. Может, я смог бы тогда понять, что за тварь на меня напала и какие дела привели певичку по имени Сара Арчер из ночного клуба в обветшалую клинику, за дверями которой скрывается явно не то, что на них написано. Однако я уже слышу треск переговорных устройств и голоса полицейских, так что мне пора сматывать удочки. Я забрасываю тушу динозавра валяющимся мусором, чтобы все выглядело естественными отбросами каменных джунглей.

Не забыв собрать все свои корсеты и зажимы, не говоря уж о багаже — несчастном моем саквояже, изодранном и распоротом, — я сгибаю свои мощные ноги, прыгаю на мусорный контейнер и качаюсь на самом краю, пытаясь обрести равновесие. Следующий прыжок — на этот раз задействован ушибленный хвост, — и я уже на крыше невысокого дома. Не имея ни малейшего представления ни о том, где я, ни о каких-либо нью-йоркских ориентирах, я просто прыгаю с крыши на крышу, неважно куда, лишь бы подальше от поля битвы.