Динозавр [Anonymous Rex] - [26]

Я не удивляюсь, когда на шестьдесят третьем этаже ко мне присоединяются два телохранителя, но в этот раз я слишком занят обдумыванием следующего шага, чтобы уделять внимание их массивным фигурам и резким запахам. Они идут за мной, следя за каждым моим шагом, пока я забираю у информационной стойки свой саквояж и через вращающуюся дверь покидаю «Макбрайд-билдинг».

На улице я тщетно пытаюсь остановить такси. Я взываю, я кричу, я машу, а они проносятся мимо. Что означает этот огонек — занято или свободно? Какая разница — на меня наплевать и тем, и другим; я все стою и стою на обочине. Я машу над головой деньгами — двадцаткой, пятидесяткой. Желтые кляксы проскакивают, не обращая на меня никакого внимания. Требуется прыжок, достойный Брюса Дженнера,[3] чтобы один все же заметил мои старания, и когда я, рискуя жизнью, пересекаю две дорожные полосы, то к своему удивлению обнаруживаю, что хотя водитель другой, но запах у него такой же, как у моего старого. Возможно, нью-йоркские таксисты также принадлежат к отдельному виду.

Мы направляемся к муниципалитету.

6

Государственные архивы — это сплошная боль в заднице. Лучше бы мне, балансируя на грани закона, заглянуть украдкой в кое-какие личные документы, чем стоять в бесконечных очередях ради беседы с высокомерным клерком (учат их этому на секретарских курсах, что ли?), который в зависимости от фазы луны, а также от того, успел ли он уже пообедать, может дать, а может и не дать интересующую меня информацию. Дайте мне запертую дверь и пластиковую карточку, а Закон о свободе предоставления информации можете оставить себе. Мне по душе такая софистика; не стань я детективом, заделался бы, наверное, творцом допотопной истории, сидел бы себе день за днем в одной из множества лабораторий, разбросанных глубоко под Музеем естественной истории, выдумывая все новые способы фальсификации нашего «исчезновения» шестьдесят пять миллионов лет тому назад. Мой прапрапрадядя с материнской стороны, создав первую окаменелую лопатку Игуанодона, аккуратно уложил ее в грязевые отложения на мелководье в дебрях Патагонии, и нет у меня предмета для гордости большего, чем такая вот родословная. Жульничать вообще забавно, а жульничать с людьми — настоящая потеха.

Может, сегодня и выпадет на мою долю настоящая работа для ищейки, но пока я сижу как приклеенный на жестком стуле, изначально сконструированном для нужд инквизиции, щурюсь в полумраке архива муниципалитета, раздраженный так, что дальше некуда.

В соответствии с документами, которые мне удается добыть после пяти часов ожидания, ожидания и снова ожидания, приблизительно три года назад Джейси Холден осуществила трюк, которым гордился бы и Гудини. Имя ее, прежде встречающееся в кредитных отчетах, договорах об аренде, счетах за электричество, судебных актах, реестрах Совета и даже в нескольких газетных статьях, исчезло буквально отовсюду спустя несколько дней после того, как она ступила на восточную платформу Большого центрального вокзала. Не было никаких похорон исчезнувшей самки Колеофизиса, потому что не было тела, да и уверенности в том, что она умерла. Не было семьи, чтобы поднять шум, не нашлось никого, кто стал бы требовать от властей, чтобы те оторвали задницы от кресел и сделали что-нибудь, — родители ее скончались, а она была единственным ребенком в семье. Джейси Холден была симпатичной жизнерадостной девушкой, хотя лучше всего ее характеризуют связи с Советом и помолвка с Донованом; при ее образе жизни могло и не остаться явных следов исчезновения. Согласно статье на одну колонку, обнаруженной мной на последней странице «Таймc», Донован и еще какие-то друзья приложили все же определенные усилия, чтобы отыскать ее как без вести пропавшую: листовки, воззвания на пакетах с молоком и тому подобное, но все это было прекращено после того, как нанятые ими частные сыщики вернулись с большими счетами и пустыми руками.

Люди пропадают, это случается. Но никто не исчезает настолько бесследно. Вся моя трудовая биография посвящена розыску пропавших динов и людей, и за это время я понял одну простую вещь: как бы тщательно ни заметались следы их предшествующего существования, от бумажного следа, тянущегося за каждым на протяжении всей его жизни, избавиться невозможно. Рекламные листки, к примеру, так и продолжают сыпаться в их почтовые ящики, умоляя оценить преимущества Этих Потрясающих Кредитных Карт, безжалостные добровольные помощники благотворительных телемарафонов звонят по телефону с просьбой о пожертвовании детям — у них все ради детей. И так далее. В сегодняшнем мире, где компьютеры способны хранить все ваши личные данные еще много-много лет после того, как последние из ваших прапраправнуков переселятся в ближайшую богадельню, никто больше не растворяется без следа. Никто.

Джейси Холден растворилась. Как сахар в воде, сказала Джудит. Имя ее было вычеркнуто из рассылочных листов, удалено из списков сборщиков пожертвований. Будь у меня доступ к Интернету, не сомневаюсь, обнаружил бы, что Джейси Холден давным-давно испарилась со всех его сверхскоростных магистралей. Она превратилась в виртуальное ничто после того не по сезону теплого февральского вечера, будто бы, направляясь в никуда, сумела каким-то образом забрать с собой чуть ли не все признаки своей жизни.