Династия - [178]

— О! — с болью выдохнула Ребекка. — А что же принц?

— Он остался лебедем, но никогда больше не покидал этих мест и не нашел себе вторую половину. Он все еще здесь. Ты можешь увидеть его отсюда. Он плавает и грустит. Так будет, пока он не покинет этот мир и не встретит своей любви в мире ином.

— Как печально, — прошептала Ребекка. Затем она поняла, что он рассказал ей сказку. — Это просто легенда, да? Почему ты мне ее рассказал?

— Чтобы ты перестала печалиться. У меня ведь получилось, правда?

— Да… да. Я почти забыла о собственных…

— Заботах?

— О да. Я тоже раньше, когда спала в своем чулане, иногда рассказывала себе всякие истории, чтобы отвлечься. Но я не такая умная. Историй я знаю совсем мало, — печально закончила она. — Так что это не всегда мне помогало.

— Я делаю так, — сказал Эдмунд, — чтобы, как и ты, забывать о тяготах жизни, но мне кажется, что истории других людей интереснее, чем мои.

— Откуда ты знаешь? Как ты можешь заставить людей рассказывать свои истории? — спросила она.

В присутствии Эдмунда Ребекка перестала чувствовать себя робкой и скованной. Он разговаривал с ней ровно, без этого высокомерного выражения на лице — так, как будто она была членом его семьи.

— Я читаю их в книгах, — объяснил он. — Их написали давно, так давно, что многие авторы уже умерли.

— О! — с разочарованием протянула она. Она-то надеялась, что он расскажет ей какой-нибудь секрет, который поможет и ей.

— Почему ты удивилась? — спросил он.

— Я не умею ни читать, ни писать, — грустно призналась она. — Меня никто не обучал.

Внезапно Эдмунд улыбнулся. Немногие видели его улыбающимся. Ребекка же, посмотрев на его лицо, озаренное светом улыбки, с недоумением спросила себя, как она могла подумать, что он не красавец.

— Я могу научить тебя, — предложил он.

— Правда? Ты бы мог? Но я не такая умная. Это тяжело?

— Только поначалу, но когда это становится привычкой, это легче, чем разговаривать.

Он взял книгу, которую держал открытой (Эдмунд читал ее в саду, пока не услышал плач Ребекки), и протянул ее девушке. Она не отрываясь смотрела на страницу, испещренную крошечными черными значками.

— Правда? — прошептала она, словно он пообещал ей чудо. — Ты умеешь посмотреть на значки и сказать, что они говорят тебе?

— О да, — произнес он с улыбкой.

— И так каждый раз?

— И так каждый раз.

Ребекка с вызовом указала на отрывок текста.

— О чем здесь говорится?

Он посмотрел и ответил:

— О путешествии.

Она уставилась на страницу снова. Какие-то закорючки непонятного характера, как будто сложенные как попало, а если знать ключ, то тебе открывается тайна. «Путешествие». Действительно чудо. Можно ли было научить ее так, чтобы и ее глаза смотрели на эти значки и видели то же, что видел Эдмунд. Она хотела, чтобы и ей открылись скрытые сокровища. Это казалось невероятным. Она подняла на него взгляд, и ее руки погладили страницу почти с нежностью.

— Неужели ты мог бы научить меня? Это похоже на чудо.

— Я научу тебя, — ответил он ей. — Я обещаю. Правда.

Его глаза посмотрели на нее так многозначительно, что внезапно она почувствовала, как сильно бьется ее сердце, как кровь отливает от ее щек, как останавливается дыхание. Губы Ребекки приоткрылись, а Эдмунд продолжал смотреть на нее, и его рука непроизвольно коснулась ее ладони, лежащей на книге. Эдмунд тихо ласкал ее тонкие маленькие пальчики.

Страна переживала мирный период. Правление короля Ричарда ознаменовалось процветанием и победой справедливости, но при дворе настроение оставалось печальным, несмотря на всю искусственную веселость по случаю рождественских праздников. Королева так и не оправилась после смерти сына, но теперь истинная причина ее недомоганий стала известна врачам. Том сообщал в своем письме:

«Моя дорогая госпожа, хотя и облаченная в одно из великолепнейших платьев, выглядела подавленной. Ее болезненный вид подчеркивался присутствием рядом с ней цветущей золотоволосой красавицы принцессы Элизабет, которая была одета потрясающе, как царица. Король ни на шаг не отходил от моей госпожи. Он старался изо всех сил играть роль радушного хозяина, но его печаль нельзя было скрыть. Единственное, что принесло облегчение, было прибытие глашатая с вестью о том, что валлиец наверняка высадится этим летом на острове. Король воскликнул: «Благодарение Богу!» Он понял, что близится время активных действий.

После Рождества королева слегла. Судьба словно решила испытать моего господина, потому что доктора велели милорду избегать спальни королевы и самого ее присутствия из-за инфекционного характера болезни. Ему разрешили лишь короткие посещения. Милорд кричал от отчаяния, ведь со смертью сына он потерял все, а теперь и жена покидала его в темноте и одиночестве безрадостного существования. Он заперся в своей комнате и на долгие недели погрузился в работу, однако она могла отвлечь от тяжелых дум короля — но не мужа. Несмотря на личную трагедию, он ни на секунду не пренебрег своими обязанностями монарха: милорд даже заказал новые наряды для милорда Бастарда, которые должны были отослать в Шериф Хаттон. Король назначил своего сына, Джона Глостера, управителем в Кале, и сразу же поползли слухи, что он собирается узаконить Джона, чтобы сделать его своим наследником, на что король официально объявил милорда Линкольна своим преемником, а после него — графа Уорвика. Во всем он пытается следовать строгим правилам и порядку.