Династии. Как устроена власть в современных арабских монархиях - [111]

Кроме того, в отличие от большинства соседей по региону, Оман не сражался с Израилем. Проанализировав печальный опыт других арабских стран, Кабус не приютил ни одного палестинского беженца (учитывая, что в Иордании «обездоленные палестинцы» развязали гражданскую войну, а в Ливане — с радостью в нее влились). Маскат был заинтересован в коммерческом партнерстве с Иерусалимом. Однако в 1979 году Кабус не присоединился к общеарабскому бойкоту Египта (который заключил с Израилем мирный договор) — и тем самым навлек на себя ожесточенную критику арабского мира. Впрочем, с 2000 года израильские официальные лица регулярно посещают султанат.

Однако оманцы не одобряли контакты с Израилем. Во время Второй интифады катарский телеканал «Al Jazeera» транслировал пылкие и трогательные репортажи о борьбе палестинцев против «сионистской оккупации» — что, разумеется, вызывало симпатии к ним в арабском мире. Антиизраильские настроения были широко распространены и среди населения Омана. По мнению многих подданных, омано-израильский диалог свидетельствовал бы о том, что модернизация султаната идет в неверном направлении, подрывая арабскую и мусульманскую солидарность. Те, кто поддерживал исламистов, не просто ратовали за «палестинское дело» — они требовали уничтожить Израиль. Подобные симптомы сулили социальный взрыв — и Кабуса не спасли бы все его труды на благо народа. Достаточно вспомнить, что еще в марте 1975 года был убит саудовский король Фейсал, при котором процветающая Саудия претендовала на лидерство в арабском мире. Монарха застрелил племянник — ярый поборник модернизации.

Ситуация приняла серьезный оборот в мае 1994 года, когда полиция арестовала в Маскате 430 человек по подозрению в антиправительственном заговоре. Задержанным инкриминировали создание криминальной сети, спонсируемой из-за рубежа. Вскоре 160 обвиняемых предстали перед судом, и процесс проходил в условиях строжайшей секретности. Присутствие среди подсудимых египтян и иорданцев лишь укрепило предположения властей о том, что они имеют дело с международной преступной организацией. Проблема внешнего вмешательства приобретала особую актуальность в свете истории Омана с 1955 по 1975 год. Все подсудимые были признаны виновными. Троих приговорили к смертной казни (позже ее заменили пожизненным заключением). Прочие заговорщики получили от 3 до 20 лет лишения свободы.

Почти все осужденные были мужчинами в возрасте от 26 до 35 лет, крайне религиозными арабами-суннитами. Многие из них считались богатыми по оманским меркам, некоторые являлись чиновниками. Они присоединились к заговору, ибо считали, что реформаторская политика Кабуса противоречит исламу. Понятно, что в реальности подобные взгляды разделяло гораздо большее количество людей, чем удалось остановить.

В 1994 году правительство закрыло мусульманские школы, где преподавание ислама не соответствовало учебной программе. Официально ислам преподавался как некое единое вероучение — без радикальных идей, политических отсылок и акцентов на различия между суннизмом, шиизмом и ибадизмом. Султан планировал превратить его в один из столпов стабильного и прогрессивного оманского общества. Но система дала сбой, и полиция ужесточила контроль над мечетями и медресе.

Кабус понимал, что репрессии не решат проблему. Осенью 1995 года в честь 25-го Национального дня он помиловал всех, кто был осужден годом ранее. Этот великодушный поступок — весьма нехарактерный для Ближнего Востока — поразил подданных. Однако с исламизацией надлежало бороться. Оманское правительство пытается делать это до сих пор — равно как и справиться с другими трудностями, характерными для государств Залива. Во-первых, нефть является невозобновляемым ресурсом — и султан был озабочен тем, на сколько же ее хватит. Во-вторых, рынок труда наводнили экспаты — в то время как оманцы не хотели искать работу. Социальные выплаты убивали карьерную мотивацию на корню. В-третьих, оманское образование не могло конкурировать с западным. Выпускники вузов были не востребованы даже у себя на родине, и государство по-прежнему зависело от зарубежных специалистов. Эти вопросы не теряют своей актуальности и сегодня.

В 1991 году Кабус заказал анализ экономики султаната у Всемирного банка реконструкции и развития. Банк подготовил отчет, где отмечалось, что запасы оманской нефти будут исчерпаны через 18 лет (к 2009–2010 годам), а запасы газа — через 48 лет (к 2039–2040 годам). Утверждалось, что правительство тратит «чрезмерную часть доходов [от нефти] на текущее потребление». Эксперты разработали комплекс советов, как султанат может перейти к пост-нефтяной экономике при сохранении «нефтяного» уровня жизни. Например, они рекомендовали развивать частный сектор; обеспечить защиту иностранных инвестиций; снизить роль государства в коммунальной и транспортной сферах, банковском деле и гостиничной отрасли. Оманские политики не согласились с оценкой Всемирного банка — но Кабус не собирался их слушать.

Системные проблемы требовали системных решений. Летом 1995 года в Омане была запущена программа новой экономической политики «Vision 2020». Она стартовала с одноименной конференции, которая прошла в Маскате. На мероприятии председательствовал Кайс аз-Завави (тогда министр экономики и финансов, а также заместитель премьер-министра — то есть самого Кабуса, который совмещал титул султана и пост главы правительства). Среди прочих участников были вице-президент Всемирного банка, эксперты и аналитики международных организаций, представители азиатских и латиноамериканских стран. «Vision 2020» ознаменовала курс на диверсификацию оманской экономики. По убеждению Кабуса, ее успех был невозможен без зарубежных инвестиций и сотрудничества с глобальными финансовыми институтами. Организуя «Vision 2020», султанат сигнализировал миру, что он открыт для бизнеса.