Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море - [87]
… так сестра Евдокия ничего и не узнала. Знакомство с листами не дало результата, хотя она была уверена — что-то есть, что-то там есть… но ее незатухающая тревога обозначилась совсем рельефно, получив воплощение в словах — пустым было место Анастасии, как тень уплывшей в никуда лодки. И эта пустота была невыразимой… доктор, как только вернется, должен сразу же снять ей повязку, я и сама ему скажу, ведь кроме меня ей помочь некому, она представила, как входит к нему в кабинет, он сидит в кресле, которое она заняла сейчас без его разрешения, и, стоя перед ним на своем обычном месте, просит его, прошу вас, доктор, я наблюдала за ней, мы должны позаботиться об Анастасии, прошу вас… а что еще могла бы она ему объяснить… ну а там пусть он сам решает, но это всё потом, а сейчас ей самой нужно было справляться со всем этим, и она стала читать дальше слова, которые казались ей бессмысленными, она вообще не могла взять в толк, для чего доктору понадобилось их собирать, заставляя всех верить в то, что и в эти дни он их читает… насколько она его знала, весьма сомнительно, чтобы он их прочел и когда вернется, но возможно — это часть самотерапии на время его отсутствия, иллюзия наличия связи с ним, впрочем, ей эти листы всё же могли помочь…
… и после всех этих рассуждений сестра Евдокия стала читать дальше, в ее сознании слова начали смешиваться с голосами… так, она услышала признание одной пациентки в том, что у нее есть любовник, а сейчас ей неимоверно тяжело, потому что она лишена возможности с ним связаться, и она просила доктора переслать ему письмо от нее, так как с тех пор как испортилась погода, почтальон сюда не приходит; мисс Вера поругалась со своей соседкой, обвинив ее в непорядочности; золотой набалдашник, описав дугу, опустился на плечо фотографа, посмевшего приоткрыть дверь в подвальную комнату и снимать людей в самый интимный момент медитации; стук мяча об пол вызвал недовольство мужчины в шелковой рубашке с первого этажа, который жаловался доктору, знаете, доктор, вы не должны допускать сюда таких молоденьких девушек, а эта просто инфантильна без меры, играет в мяч, причем в коридоре и в самое неподходящее время; любимая приятельница француженки, испугавшись фото-вспышки, закричала от страха, а потом заявила, что уедет отсюда при первой же возможности; а сама француженка увидала во сне, что входит в совершенно пустой кинозал, только в первом ряду — мужчина, его голова закрывает экран, и она испытала странное возбуждение, особенное возбуждение, а я считала себя старой, простонала она в голос и словами записала это на листе; сомкнутые веки мужчины, глаза которого никто никогда не видел, раскрылись, его взгляд устремился куда-то вдаль, и эхом прошелестел вздох, доктор, мне кажется, что и в этом деле я потерпел неудачу, мои бинты сняли, но я теперь знаю — всего два шага, и я пораню свои ноги; а одна пациентка спрашивала, нормально ли в ее возрасте увлекаться рыцарскими романами и чувствовать, что живешь только в них, уже через неделю мне исполнится сорок, доктор, в этом возрасте никаких рыцарей нет; супруга Линда пожаловалась, что ночами смотрит в темноту и ничего не видит, как будто ночью вообще можно что-либо увидеть; фотограф, в аппарат которого заглядывала Анастасия, признался, что пытается найти в ограде какую-нибудь дыру, чтобы ненадолго выбраться отсюда и переписать на диск хотя бы фотографии с рецитала, потому что если идти через ворота открыто, всегда кто-нибудь его остановит, ведь снимки, доктор, пропадают, они исчезают, может быть, не все дороги так уж непроходимы, Ханна устала гулять с Шубертом в лабиринте влаги, навсегда, доктор, навсегда; супруг Линды прямо сообщал, что терпеть не может свою жену, все мы одиноки, и как только меня занесло сюда, доктор, какой там отдых, какое лечение? а потом он постучал в дверь Ады, и она ему открыла; этой ночью один господин постучал в мою дверь, я впустила его, он пробыл у меня два часа, и мы говорили вовсе не об искусстве,
