Дилемма Джексона - [44]

Еще раньше, отвечая на вопрос Кантора, Мэриан объяснила ему, что она не девственница. После школы у нее действительно было несколько романтических приключений, которые, как она сказала, в сущности, ничего не значили. Эдварда она тоже в свое время поставила об этом в известность. Тот выслушал ее спокойно и больше никогда не возвращался к этой теме. Мэриан его о предыдущих увлечениях не расспрашивала, хотя ей, конечно же, было любопытно. Она слышала, как Бенет однажды сказал, что «по-настоящему об Эдварде никто ничего не знает». Мэриан попыталась задать Эдварду несколько наводящих вопросов, но, не испытывая особого нетерпения, детальное расследование отложила, тем более что Эдварда это вполне устраивало. Она любила его и гордилась тем, что он, как выяснилось в конце концов, выбрал в жены именно ее. Правда, она немного побаивалась его, но это, разумеется, пройдет. Как и все, Мэриан знала о смерти Рэндалла. Для Эдварда это стало одним из мрачных воспоминаний жизни. Могли, вероятно, быть и другие, но она надеялась и верила, что ее любовь и терпение со временем разгонят тучи.

Когда Мэриан и Кантор предавались любви во второй раз, она с наслаждением зарывалась лицом в его светлые волосы. От Эдварда пришло еще одно письмо, и Мэриан забронировала билет на самолет, который должен был доставить ее домой, а Кантору сообщила, что уезжает. Он выслушал новость с чуть грустной улыбкой и сделал неопределенный жест. Мэриан была благодарна ему за тактичность. Она оказалась в его жизни лишь эпизодом, хотя он проявил по отношению к ней безграничную доброту и очень красиво ухаживал за ней, но, разумеется, прекрасно обойдется и без нее. Вероятно, потому, что она должна была вот-вот уехать, он стал больше рассказывать ей о себе, о том, как работал на ферме у брата, как издавал литературную газету и немного писал сам, как пытался помогать аборигенам. Так или иначе, что-то менять в их отношениях теперь было уже слишком поздно: она его больше никогда не увидит. В последние дни Мэриан взяла за правило при каждой встрече понемногу говорить с ним об Эдварде. И вот пришло время расставаться. Кантор отвез ее в аэропорт.

Промежуток времени между возвращением Мэриан и последними приготовлениями к свадьбе оказался более долгим, чем она ожидала. Когда они встретились после разлуки, Мэриан чувствовала некоторую робость, а Эдвард нервничал. Они лежали в постели у нее дома с закрытыми глазами и как-то рассеянно, сдержанно предавались любви. По молчаливому согласию оба рассматривали этот период как своего рода невинную подготовку. Долгожданный идеальный союз, когда они откроются и отдадутся друг другу до конца, был впереди. Все радовались, глядя на них.

Розалинда (об отношении которой к Эдварду, разумеется, много говорили), казалось, испытывала скорее облегчение, чем (как многие ожидали) зависть. Наблюдая за любимой сестрой, она уже давно видела ее хозяйкой Хэттинга. Между тем Бенет, быть может с излишней даже суетливостью, устраивал все так, чтобы жених и невеста могли оставаться наедине, в то время как сами они, вероятно, предпочли бы общество друзей. По некой необсуждаемой причине они никогда не ложились в постель ни в Хэттинг-Холле, ни тем более в Пенндине — только в квартире Мэриан. Хэттинг оставался «запретной зоной» до будущих времен. Однако сразу после бракосочетания они намеревались отправиться (что, конечно, держалось пока в секрете) во Францию. Неделя шла за неделей, приготовления к свадьбе продолжались. Сердце Мэриан билось все чаще и чаще, и она мечтала, чтобы все поскорее осталось позади и они оказались во Франции.

Что-то — и это, как она чувствовала, следовало держать в тайне от Эдварда — беспокоило ее. Вернувшись в Англию, она размышляла, рассказать ли ему о том, что случилось в Австралии. Сначала она готова была все ему открыть, но никак не могла выбрать подходящий момент, сам же Эдвард, казалось, мало интересовался ее австралийскими приключениями. А потом время ушло, и Мэриан стала забывать о своем мимолетном романе, озабоченная предстоящей церковной церемонией, приглашениями, нарядами и непростыми отношениями со своей ветреной матерью. Порой они с Эдвардом подумывали, не дожидаясь торжеств, отправиться в магистрат и зарегистрировать брак, но, конечно же, всегда находилась причина, по которой сделать это было невозможно. Тем временем, пристально наблюдая за Эдвардом, Мэриан все чаще замечала его «мрачность», которую ей предстояло рассеять. Накануне «заветного дня» Эдвард вернулся в Хэттинг, а Мэриан осталась в Лондоне, чтобы приобрести последние детали свадебного туалета и упаковать коробку с «сюрпризами», предназначенными для разных достойных личностей. Однако незадолго до того она получила письмо с австралийским штемпелем. Разумеется, от Кантора, и это было любовное послание. Мэриан поплакала над ним, вдруг почувствовав… Что же она почувствовала? А просто вспомнила ферму, лошадей… и поспешила ответить, не вдаваясь в детали, что выходит замуж. Кантор написал, что разговоры о свадьбе были столь туманными, что он вовсе не думал о ней как о чем-то серьезном! Но в любом случае он вскоре приедет в Англию по делу и надеется повидаться с Мэриан. Второе письмо было более сдержанным.