Диктатура пролетариата: термин, понятие, идея, проблема - [3]

Следует заметить, что в Полном собрании сочинений В.И.Ленина эта мысль в сноске передана не совсем точно: «но эта существующая идея есть природа». Правильнее было бы сказать «сущая идея», как это сделано в переводе «Науки логики». Природа толькотолько отделилась от абсолютной идеи у идеалиста Гегеля. Т.е. только что приступил читатель к изучению «Философии природы», он еѐ непосредственно обозревает (созерцает) как некое абстрактное еще целое, сущее. Das Seiende — сущее, от существительного «бытие». бытие как только что ставшее наличное бытие, взятое непосредственно, т.е как сущее. «Существующее» — более конкретная и определенная категория, а потому здесь не подходит. Как и революция, и коммунизм в октябре 1917 года: они еще не существующие, хотя уже сущие, становящиеся. Они еще только начало переворота. Они есть в борьбе за осуществление.

После революции начался второй этап проблематизации идеи диктатуры пролетариата, когда сомневающиеся и враждебные ленинизму элементы раздули в большую проблему вопрос о возможности завершения революции и построения социализма в одной стране — России, не самой передовой стране капитализма.

Собственно, это было продолжение борьбы по вопросу возможности победы революции в одной стране. Эта проблема была блестяще решена Лениным теоретически и партией большевиков практически.

Но сомневающиеся в партии остались, а враги вне партии увеличились неисчислимо. Враги проникали в партию, а сомневающиеся продолжали старую линию в новых условиях. Напирали на тезис основоположников марксизма об одновременной революции в передовых странах. Но ведь дело здесь не в «одновременности», которая для исторических эпох относительна и весьма условна. Время буржуазных революций в Европе растянулось на десятки лет. Причем и Россия участвовала в этом движении одной из первых в 1825 году, через 36 лет после Французской революции.

Да и Маркс говорил: «Между тем как мы говорим рабочим: вам, может быть, придется пережить еще 15, 20, 50 лет гражданских войн и международных столкновений не только для того, чтобы изменить существующие условия, но и для того, чтобы изменить самих себя и сделать себя способными к политическому господству» (Маркс К. и Энгельс Ф. Собр. соч., т.8, с.431). Так что с десяток лет в одну или другую сторону в таком масштабном процессе не принципиально. Хотя понятно, что каждое «время» (год, месяц, день) уникально и предоставляет свои, только ему свойственные, возможности. Наконец, вопрос о мировой революции не снимался с повестки дня большевиками и Лениным, изменилось понимание порядка процесса, а не его сущности. Коммунизм понимался как мировой процесс, а Октябрьская революция — как всемирно-историческое явление.

Но и в смысле «передовых стран» Ленин и большевики были совершенно правы: Россия в экономическом отношении стояла в небольшом ряду самых передовых стран. И последующие революционные события в Австрии, Венгрии, Германии убедительно показали мировую перспективу революции. Уж не говоря о том, что эти события отвлекли буржуазию этих стран от борьбы с Россией, ослабили пальцы мирового капитала на горле задыхавшейся от интервенции страны. А дальнейшие революции в европейских странах, Монголии, Китае, Вьетнаме и других странах вполне доказали правоту марксизма-ленинизма.

Вместе с тем, революция в России показала буржуазии «передовых стран» еѐ ближайшее будущее и она сделала выводы: ввела поблажки рабочим на предприятиях, а германская даже приняла закон о производственных советах с рабочими в составе (1920 год). Так что второй этап борьбы за диктатуру пролетариата закончился с построением основ социализма, успехами диктатуры пролетариата в экономике и политике внутри страны и ростом авторитета на международной арене. Но чем он закончился? Он закончился, с одной стороны, победой тех, кто защищал и проводил политику диктатуры пролетариата и признанием положительной роли диктатуры пролетариата со стороны многих ранее сомневавшихся. Но, с другой стороны, победители, как стало понятно много позже, недооценили субстанциальной связи диктатуры пролетариата и еѐ формой — Советами. Поэтому сама диктатура и одержала великую победу — построила социализм, и потерпела крупное поражение — лишилась Советов как адекватной себе формы. Правда, второго никто (?) не заметил.

Третий этап борьбы (и обострения проблемы) против диктатуры пролетариата наполнен дискуссией уже на почве самой диктатуры пролетариата и теории социалистического государства. Его идеологи пытаются использовать внутреннее противоречие диктатуры пролетариата и сыграть на одной его стороне. Оно состоит в том, что диктатура пролетариата снимает себя: государство отмирает и на его место заступает общественное самоуправление. Отсюда проблема: когда же оно отомрет? Одни говорят, что оно должно отмереть с построением социализма, т.е. с завершением переходного периода, другие — что с построением коммунизма, третьи — что социализм уже есть коммунизм в низшей фазе. И все ссылаются на Маркса, Энгельса и Ленина.

Острота проблемы здесь усугубляется тем, что к недоброжелателям и врагам коммунизма прибавляются, порой, некоторые искренние, хотя и наивные, сторонники коммунизма. Им не терпится оказаться в завершенном коммунизме, они требуют конкретных описаний коммунизма и установления совершенного общества с сегодня на завтра. Причем иногда это вполне грамотные ученые-марксисты и даже крупные политические деятели. Это нетерпение проявилось уже в первые годы революции, когда на седьмом съезде РКП (б) Н.Бухарин предложил дать подробную характеристику коммунизма. Ленин еще летом 1917 года решал эту проблему теоретически и писал: «Политически различие между первой или низшей и высшей фазой коммунизма со временем будет, вероятно, громадно, но теперь, при капитализме, признавать его было бы смешно и выдвигать его на первый план могли бы разве лишь отдельные анархисты» (Ленин В.И.