Диктаторы в зеркале медицины - [8]

В награду молодой бригадный генерал был произведен в дивизионные, а после отставки Барраса даже был назначен главнокомандующим Внутренней армией. Конвент встретил его бурной овацией, но народ Парижа, напротив, должен был его возненавидеть, ибо сотни безоружных граждан, зевак и женщин были убиты в тот вечер. Но он и не стремился быть любимым. Как и положено революционному авантюристу, волею мгновения выброшенному на самый верх, он предался радостям и удовольствиям своего нового класса. А так как у него вдруг откуда ни возьмись появились деньги, он, подобно многим прожженным политиканам до и после, начал проталкивать своих родственников и ближайших друзей на влиятельные посты. Парижанам он казался дремучим провинциалом: с грубыми манерами, неопрятной внешностью, темными жирными волосами, спадающими на плечи, он безусловно не производил впечатления одухотворенной личности, но, тем не менее, многие, в том числе и дамы, единодушно считали, что в лице генерала Бонапарта они имеют дело с выдающимся человеком. И это несмотря на то, что рост его был мал, голова слишком велика, руки и ноги слишком коротки для его туловища, несмотря на общую болезненную худобу и желтоватый цвет лица; добавим еще, что это лицо нередко подергивалось от нервного тика.

Подобно всем мужчинам, принадлежащим к новому правящему классу, Наполеон вскоре был принят в салонах тех прекрасных дам, которых в народе в шутку прозвали «достоянием государства». К этому кругу принадлежала и Жозефина, вдова маркиза Богарне. Она была одной из любимых метресс всесильного Барраса, которую он теперь предназначил для своего нового фаворита Бонапарта. Под влиянием слишком долго сдерживаемого необузданного корсиканского темперамента Наполеон тут же вспыхнул ярким пламенем и настолько безнадежно оказался во власти кокетливой креолки с Антильского острова Мартиника, которая к тому же была старше его на шесть лет, что 9 марта 1796 года, уже через пару месяцев после первого знакомства, состоялось гражданское бракосочетание. Чтобы в какой-то степени скрыть разницу в возрасте, аристократка и корсиканский выскочка договорились представить фальшивые свидетельства о крещении, датированные четырьмя годами позже и соответственно полутора годами раньше. Спустя два дня после свадьбы Наполеон покинул Париж — тем временем его назначили главнокомандующим Итальянской армией — с тем, чтобы спешно присоединиться к своим войскам. В то время как любовь и влечение к ней росли в нем день ото дня, образ его уже в день отъезда поблек в ее сердце.

Для французских революционеров Италия была желанной целью, поскольку там они рассчитывали поразить самое сердце консервативной реакции — габсбургскую монархию, и тем самым надеялись прийти на помощь прогрессивно мыслящей части населения Италии в деле экспроприации духовенства и правящей знати. Вначале на Бонапарта смотрели искоса как на назначенного по протекции, но он быстро сумел внушить уважение к себе и офицерскому, и рядовому составу. Пропагандистские листовки, распространенные по его приказу среди солдат» создали образ гениального полководца, и вскоре все они были готовы пойти за него в огонь, подхлестываемые лозунгами типа «Он летает, как молния и бьет, как гром. Он везде и все видит!»

Успех должен был списать все. Применив новую тактику и более совершенную стратегию, он в стиле современного блицкрига разбил устаревшие австрийские армии. Как он позже сам признавался, после победы при Лоди 10 мая 1796 года он пришел к убеждению, что избран судьбой для небывалых свершений. Осознавая безграничность своих возможностей и сил, он впервые открылся своему другу Мармону: «У меня такое чувство, что меня ожидают свершения, о которых человечество не имеет понятия». А когда он написал в Париж: «Я оставил в силе ваш мирный договор с Сардинией. Армия его одобряет», то тут уже и директорам стало не до шуток от страха. Когда и где какой-то генерал отваживался разговаривать со своим правительством в подобном тоне!

Однако устрашающее впечатление он произвел не только в Париже на директоров, но и на граждан города Милана, в который он вошел на манер римского триумфатора. Он никого не привел в восторг, скорее вызвал всеобщее удивление — в этом победителе не было высокомерия, зато был избыток решимости и железной несгибаемой воли, которой можно было безоговорочно подчисться. Полководец расположился для отдыха во дворце архиепископа и принял ванну — единственный отдых для нервов и единственная роскошь, от которой он не мог отказаться никогда. Чем дальше, тем продолжительнее и горячее становились его ванны.

С падением крепости Мантуя Австрия утратила господство в Италии. Образовав «Цизальпинскую республику» со столицей в Милане и «Лигурийскую республику» со столицей в Генуе, отныне два вассальных государства Франции, Бонапарт совершил акт творения, который он будет повторять во все больших масштабах, приближаясь к своей цели — объединенной Европе. Он, естественно, провозгласил дотоле «угнетенным» прогрессивные достижения французской революции, направленные единственно на благо народа, но это не помешало ему снабжать страдающую от небывалого безденежья Францию деньгами и продовольствием, а Лувр таким количеством произведений искусства, которое не снилось ни одному королю в период наивысшего блеска. Его двор в замке Монтебелло близ Милана ни в чем не уступал двору любого монарха старого режима.