Диктаторы в зеркале медицины - [4]

От няни Наполеона Саверии герцогиня Абрантес узнала о многих событиях из детских и юношеских лет будущего императора. Так, она рассказывала, что «Наполеон почти никогда не плакал, когда его наказывали. Если ему приходилось сносить удары, то от боли у него порой выступали слезы, но ненадолго, и если он не был виноват, никакими силами нельзя было заставить его просить прощения». Воспитателем был не столько отец, который так гордился сыном, что готов был все ему спустить с рук, сколько мать, умевшая держать в узде своего неистового и упрямого отпрыска, по мере необходимости прибегая к тумакам. Чувство уважения к ней, к той, которую позднее называли «императрицей матерью», он сохранил в течение всей своей жизни. По его мнению, она носила голову мужа на теле слабой женщины, которая позднее смогла вынести все потери и лишения с достойным восхищения величием.

Няня Саверия так рассказывала о внешности Наполеона:

«Наполеон не был таким красивым ребенком, как, скажем, его брат Жозеф; голова его была слишком велика по сравнению с телом — этот недостаток внешности вообще был нередок в семье Буонапарте. Что было приятно в юном Наполеоне — выражение глаз и мягкость, проявлявшаяся в минуты доброжелательного настроения… Из всех детей мадам Летиции (в живых осталось еще четыре брата и три сестры. — Прим. автора) именно у будущего императора менее всего можно было заподозрить черты, указывающие на грядущее величие».

И гем не менее, уже в этом непоседливом мальчишке проявлялась своеобразная и самостоятельная натура, несомненно выделявшая его из среды товарищей по детским играм. Наряду с воспоминаниями матери об этом свидетельствуют менее известные записки его дяди Микеле Дураццо, который, в частности, писал:

«У нас не было детей, и я принимал близко к сердцу детей родственников. В особенности это относилось к маленькому Набулио. В нем всегда была какая-то таинственность и, в то же время, могла проявиться жажда приключений, порывистость и крайняя вспыльчивость. Порой он становился ужасно агрессивным, грубым и жестоким. Несмотря на всю строгость отца ему всегда удавалось добиваться своего, из-за чего он прослыл невоспитанным мальчиком и неисправимым хулиганом… Маленький Набулио был необычайно гордым человеком и никогда этого не скрывал, гордость выражала сущность его личности… Его первый учитель, достойный аббат, немало натерпелся от его необузданного нрава. Во время занятий его мысли то и дело куда-то уходили, он становился то невнимательным, то восторженным, то страстным, то равнодушным. Он оскорблял религиозные чувства учителя, не обращая внимания на его упреки… Однажды, когда его решили выпороть, он оказал отчаянное сопротивление и укусил аббата за руку… В детстве с ним случались припадки гнева, иногда столь сильные, что он становился в буквальном смысле слова больным и орал вне себя от ярости. Из элементарного духа противоречия он отказывался спокойно стоять в углу, трясся как в лихорадке и отказывался принимать пищу… Однажды ночью меня разбудили крики — в предгорьях бушевал пожар, пылали заросли маки, а Набулио не было дома! Меня передернуло от мысли, что наш сорвиголова поджег заросли и теперь сам может погибнуть в пламени пожара. Но тут раздался крик пастуха: «Эй, там кто-то стоит на башне!». «Это наш мальчик», — сказал я, и это действительно оказался Набулио. Он просто хотел насладиться величественным зрелищем и для этого поджег пустошь, а сам взобрался на башню».

Уже в раннем возрасте проявилось пристрастие Наполеона ко всему военному. Поэтому отец определил для него карьеру офицера и в возрасте девяти лет отправил его вместе со старшим братом Жозефом в коллеж, находившийся в городе Отене на севере Франции. Мальчик должен был прежде всего как можно скорее овладеть французским языком — до сих пор он говорил только на диалекте своего родного острова.

Через несколько месяцев Карло Буонапарте смог добиться перевода сына в королевскую военную школу в Бриенне. Это учебное заведение предназначалось исключительно для детей дворянства и было призвано обучить их военному ремеслу. В списке воспитанников бриеннской школы мы находим следующую запись: «Сегодня, 23 апреля 1779 года, в Королевскую военную школу в Бриенн-ле-Шато вступил Наполеон Буонапарте девяти лет, восьми месяцев и пяти дней от роду».

Было ясно, что нищий сын корсиканца, принадлежавшего к сомнительному дворянству, в подобном учебном заведении обречен ощущать себя неполноценным, и высокомерие школьных товарищей оказалось весьма болезненным для его гордости. Он писал домой, что ему «надоело быть мишенью для аристократических ублюдков, гордых теми удовольствиями, которые они могут себе позволить, поносящих и осмеивающих меня за то, что я вынужден себе во многом отказывать». Но он не мог бросить военную школу и поэтому уже в юном возрасте попытался создать дистанцию и выстроить барьер между собой и своими товарищами. Этот барьер впоследствии так никогда и не исчез. Луи Бурьен, позднее секретарь и государственный советник Наполеона, в своих мемуарах так рассказывает о своем бывшем однокашнике: «Впечатления о несчастьях Корсики и собственной семьи с раннего детства так глубоко запечатлелись в его сознании, что одиночество стало его потребностью… В его словах всегда была какая-то горечь. В нем не было ничего нежного. Причинами этого, по всей видимости, были несчастные обстоятельства, постигшие семью ко времени его рождения, и, во многом, память о порабощении родины, которое ему довелось пережить в детстве». Действительно, ему, единственному корсиканцу в бриеннской военной школе, единственному побежденному среди победителей, ненавистна была сама мысль о покорении Корсики Францией. Чувство уязвленной национальной гордости завело его столь далеко,