Дикое поле - [245]

Свободным стал выход к морю, а с ним набеги, торговля и богатство. Но город нужно было удержать…

Четыре года обустраивались казаки в Азове. Они восстановили православные церкви святых Иоанна Крестителя и Иоанна Предтечи, святителя Николая Чудотворца, построенные еще греками. В Москву направилось посольство атамана Потапа Петрова с четырьмя казаками — повезли донесение царю о взятии города. Прекрасно понимая значение для русской Державы этой крепости — ключа к морю, — казаки писали Михаилу Феодоровичу Романову:

«Бьем челом тебе, праведному великому Государю, Царю и великому князю Михаилу Феодоровичу, всея Руси Самодержцу… Городом Азовом со всем градским строением и с пушками, а пушек в нем, Государь, двести девяносто шесть…» Двести девяносто шесть!

Они надеялись, что царь примет от них Азов в подарок, как раньше предки его принимали от казаков города и как принята была Сибирь царем Иоанном Грозным от атамана Ермака. Но государь не принял Азов: как ни заманчив был донской гостинец, быть может, не уступавший в те времена по значимости завоеванию Сибири, однако Русь не могла помочь удержать его, не имея достаточно сил после недавнего смутного времени.

Атаман Наум Васильев получил в 1640 году от царя грамоту и жалованье — шесть тысяч рублей — громадную сумму по тому времени, — но, вопреки обычаю, не раздал этих денег казакам, а по решению войска употребил на укрепление города. Донцы решили Азов не сдавать, оборонять от врага до смерти. В ту пору в городе обосновались пять тысяч казаков и восемьсот казачьих жен…

Весной 1641 года войска султана Ибрагима направились двумя путями к Азову: на кораблях из Константинополя и по суше из Крыма. Владыка турок назначил командовать армией сераскир-пашу Гуссейна, дал ему шесть тысяч мастеров осадного дела, нанятых в европейских странах, венецианских кораблестроителей, немецких специалистов по подкопам, французских картографов, опытных в воинском деле греков и шведов. Только пехота армии насчитывала более ста тысяч человек при ста двадцати девяти осадных пушках, стрелявших ядрами полпуда весом, шестистах семидесяти четырех полевых пушках и тридцати двух мортирах. С моря Азов обложили сорок пять больших турецких кораблей и множество мелких судов. Для земляных работ османы пригнали толпы молдаван и валахов.

24 июня войска сераскир-паши Гуссейна подошли к стенам Азова и раскинули лагерь, растянувшийся на множество верст. Очевидцы отмечали, что днем над лагерем стоял такой шум, будто бушевал на море страшный шторм, а ночью, когда турки зажигали костры, казалось, будто горит степь.

Как только лагерь установился, к стенам города подъехали три богато одетых всадника: янычарский начальник Магомет-Али, представлявший турецкого главнокомандующего, Куртага — от командующего флотом османов, и Чехом-ага — приближенный Крымского хана. Они предложили казакам сдать город без боя, торжественно обещая им сохранить жизнь и заплатить тут же двенадцать тысяч золотых червонцев, а еще тридцать тысяч, лишь только донцы оставят крепость.

Казаки обещали подумать. Всю ночь в станичной избе горел свет: атаманы составляли ответ на предложение. Есаул записывал речи и переводил их на турецкий язык:

«…Город Азов — строение великих царей греческих, православной христианской веры, а не вашего басурманского царя турецкого, и завладел он им напрасно. Мы — Божьи люди! Вся наша надежда на Его милость, и на Пречистую Богородицу, и на всех святых Его угодников, и на своих братьев-товарищей, которые живут на Дону по городкам. Они нас выручат. Имя нам — вечное казачество донское вольное, бесстрашное! И нас не так-то легко победить… Теперь мы сидим в Азове малыми силами нарочно, чтобы посмотреть ваш турецкий ум и промысел…

А серебро и злато мы берем у вас за морем. То вы и сами знаете. А жен себе выбираем у вас же, уводим из Царьграда и живем с ними. И город Азов мы взяли у вас своей волей…

Мириться нам с вами и верить вам нельзя. Разве может быть мир между христианином и басурманином? Христианин побожится душой христианской и на том стоит, а ваш брат, басурманин, побожится верою басурманской и все-таки солжет.

К нам больше со своей глупой речью не ездите. Сманивать вам нас — это только время терять понапрасну. Кто придет — мы того убьем. Делайте то, для чего вы к нам под Азов-город присланы. Мы у вас же взяли Азов малыми силами, так и вы добывайте его своими многими тысячами…»

Так писали отчаянные люди, беспримерные вольные храбрецы, отводя от Руси возможность новой страшной войны, надеясь только на себя и Господа Бога!

Ночью 25 июня в турецком лагере заиграли трубы, ухнули большие барабаны, затрещали янычарские барабанчики и жалобно застонали свирели. Османские полки начали строиться. Рассветное солнце позолотило полумесяцы над бунчуками. Яркими маками, словно пятна свежей крови, алели фески турок. Снежной белизной выделялась янычарская пехота, ярко сверкали дорогие доспехи всадников в украшенных самоцветами и страусовыми перьями шлемах. Изрыгая клубы порохового дыма, заговорила многочисленная турецкая артиллерия.

Штурм был страшен. Первыми пошли на приступ немецкие полки со стенобитными машинами, а за ними устремились свирепые янычары — краса и гордость османского войска. По стенам стреляли, не давая защитникам высунуть головы, немцы прорвались к воротам и пытались взломать их топорами и ломами, янычары приставили лестницы, карабкались по ним на стены и башни.