Дикое племя - [3]

— Наши люди были оторваны друг от друга в течение многих лет и разделены большими расстояниями, Энинву, но каким-то образом им удалось дать нам такие хорошие имена.

— Как будто заранее предполагали нашу встречу. Скажи, Доро, а кто твои люди?

— В мое время они назывались Каш. Они жили на земле, находящейся далеко к востоку от этих мест. Я родился среди них, но уже многие годы не живу с ними и даже не вижу их. С тех пор, когда я в последний раз был среди них, прошло раз в десять больше времени, чем срок твоей жизни. Я расстался с ними, когда мне было тринадцать лет. Сейчас мои люди — это те, кто предан мне.

— Теперь ты заявляешь, что знаешь мой возраст, — заметила она. Да ведь этого не знают даже мои люди.

— Не сомневаюсь, ты переезжаешь из селения в селение, чтобы помочь им забыть об этом. — Он огляделся по сторонам, увидел неподалеку поваленное дерево и, подойдя к нему, присел. Энинву последовала за ним почти наперекор своим желаниям. Насколько этот человек смущал ее и пугал, настолько же он заинтриговал ее. Ведь с тех пор, когда с ней последний раз случилось что-то необычное, чего не должно было происходить, прошло очень много лет. Тем временем человек заговорил вновь.

— Мне нет необходимости скрывать свой возраст, — сказал он, — однако некоторые из моих людей считают более удобным не помнить о нем, поскольку они никогда не смогут ни убить меня, ни стать такими, как я.

Она приблизилась к нему и пристально взглянула на него с высоты своего роста. Он, без всякого сомнения, совершенно отчетливо заявлял о себе как о таком же могущественном долгожителе, каким была и она. За все прожитые годы ей ни разу не доводилось слышать о себе подобных. Много лет назад она отказалась от мысли встретить таких людей, смирившись со своим одиночеством. Но сейчас…

— Продолжай, — сказала она, — у тебя есть что рассказать мне.

Он наблюдал за ней, пристально глядя в ее глаза — с тем же любопытством, которое остальные люди пытались скрывать от нее. Люди говорили при этом, что ее глаза напоминали им глаза ребенка: их коричневый цвет был слишком глубоким и ярким, а окружавшая его белизна была слишком чистой. Никакая взрослая женщина, и уж конечно старуха, не могла бы иметь такие глаза. Так говорили люди. И они избегали ее взгляда. Глаза Доро были самыми обычными, но он мог смотреть на нее так, как это делают только дети. Он не испытывал страха и, вероятнее всего, не испытывал и стыда.

Она вздрогнула, когда он взял ее за руку и потянул вниз, чтобы она присела рядом с ним. Она могла очень легко освободиться от его прикосновения, но не сделала этого.

— Я прошел сегодня очень много, — сказал он. — Вот это тело нуждается в отдыхе, если я и дальше буду пользоваться им.

Она задумалась над его словами. Вот это тело нуждается в отдыхе . Что за странная манера говорить.

— Последний раз я был в этих местах почти триста лет назад, — сказал он. — Я искал тех своих людей, которые оставались здесь, но они были убиты раньше, чем мне удалось их разыскать. Твоих людей в то время здесь еще не было, и ты не родилась на свет. Я знаю это, потому что тогда твоя необычность никак не привлекла моего внимания. Хотя я и допускаю, что ты произошла от моих людей, которые смешались с твоими.

— Ты хочешь сказать, что твои люди могут быть моими родственниками?

— Да. — Он очень внимательно изучал ее лицо, пытаясь отыскать возможное сходство. Но так ничего и не нашел. Лицо, которое было сейчас перед ним, не было ее настоящим лицом.

— Твои люди переправились через Нигер, — сказал он, чуть заколебавшись в нерешительности, нахмурился, а затем назвал реку ее прежним именем. — Через Орамили. Когда я видел их последний раз, они жили на другой стороне, в Бенине.

— Мы перебрались через реку очень давно, — сказала она. — Дети, которые родились в то время, уже успели состариться и умереть. До перехода мы были народом Эду и Айду, подданными Бенина. Затем мы воевали с Бенином и, перейдя реку, ушли в Онитша, где стали свободными людьми, хозяевами сами себе.

— А что сталось с людьми Оз, которые жили здесь до тебя?

— Часть из них сбежала, другие стали нашими рабами.

— Итак, сначала ты сбежала из Бенина, затем ты выгнала живших здесь или сделала их рабами.

Энинву оглянулась, в ее голосе теперь появилась отрешенность.

Гораздо лучше быть хозяином, чем рабом. Так в период переселения частенько говорил ее муж. Он всегда стремился стать сильным и богатым человеком: иметь большой дом, множество жен, детей и рабов. Энинву дважды в своей жизни попадала в рабство, и ей удавалось освободиться, только полностью изменив свою внешность и выйдя замуж в другом селении. Она знала, что одни люди были хозяевами, а другие — рабами. Так было всегда. Но собственный опыт научил ее ненавидеть рабство. И даже в последние годы ей трудно было быть хорошей женой — ведь женщина должна держать свою голову склоненной вниз и вести себя как собственность своего мужа. Гораздо лучше быть тем, кто она теперь: священнослужительница, устами которой говорит сам бог, которую боятся и которой повинуются. Но что же это дало ей в итоге? Она стала хозяйкой своей собственной судьбы.