Дикие пчелы - [7]

Елена встала, открыла окно. В комнату хлынул теплый, влажный, напоенный запахами большой протекавшей рядом реки воздух. Вокруг ночника устало вились два мотылька, ударяясь крылышками о зеленую эмаль абажура.

Она села на кровать, снова открыла книгу. Красные от недосыпания глаза видели буквы, но воспаленный мозг отказывался их воспринимать. Она отложила учебник. Дни, оставшиеся до сессии, буквально таяли, а в голове ничего не откладывалось. Учить становилось все труднее.

Вся ее жизнь была трудной.

В шесть лет, когда другие дети играли в классики и катались в парке на велосипеде, она таскала домой кошелки с хлебом и постным маслом, стояла в очереди за чечевицей. Худенькая, всегда улыбающаяся девочка ходила в магазин наравне со взрослыми, убирала в доме, готовила. Через прогнивший дощатый забор было видно, как она поднимала рогаткой развешанное на веревке белье, и ее маленькие, распухшие от воды и мыла руки дрожали от напряжения. Закончив домашнюю работу, Елена выходила на улицу поиграть со сверстниками. Играла до самого вечера, а потом бежала домой и принималась готовить ужин: пекла сладкий перец, резала помидоры, лук для салата и доставала из-под комода четвертинку водки. Все это ставила на стул у кровати, нарезала хлеб, и они начинали с матерью есть.

В школу, на родительские собрания, она ходила с папами и мамами других детей, чтобы послушать, что скажет о ней учительница. Когда она пришла первый раз, учительница очень удивилась.

– А где твоя мама? – спросила она.

– Мама не может ходить, – сказала Елена. – Я ей все передам, вы не беспокойтесь.

После собрания они вместе пошли к Елене домой – учительница не могла поверить, что мать совершенно неподвижна, скована болезнью, и всю работу по дому делает эта всегда улыбающаяся девочка. Потом учительница много раз приходила в этот маленький, утопающий в зелени домик и всегда удивлялась мужеству, с которым Елена встречала трудные испытания жизни.

А Елена придвигала стул поближе к кровати, ставила на него яичницу, бутылочку с водкой, клала хлеб и начинала рассказывать, что говорили о ней на родительском собрании. Потом подписывала вместо матери свой дневник, укладывала в портфель все, что необходимо на завтра, и ложилась спать на широкую железную кровать с металлическими спинками. Сквозь листву виноградной лозы в комнату пробивался лунный свет. Девочка лежала с открытыми глазами и мечтала, а потом незаметно для себя засыпала.

Однажды она слезла с пятого этажа школы по водосточной трубе. Чтобы доказать, что она не трусиха. Ее одноклассники запомнили, что она никому не позволяла себя обижать. Она набрасывалась на обидчика с кулаками, царапалась, дралась до тех пор, пока хватало сил или пока не разнимали.

Вся школа наблюдала за ее схваткой с директором после демонстрации 24 Мая, в День болгарского просвещения и письменности. Директор нервничал, он бегал вдоль колонн школьников и вдруг ни с того ни с сего принялся ругать Елену. Он привык, что ученики ему не прекословят, и потому был поражен, когда Елена набросилась на него и стала колотить своими маленькими кулачками. Он был так ошеломлен, что в первый момент побежал от нее под хохот учеников.

Узнав, кто ее родители, директор снизил девочке оценку по поведению на три балла. А на следующий день вся школа собралась перед учительской, где на доске объявлений висел дневник Елены. Она его повесила сама. В нем под сообщением, что директор снижает Елене Павловой оценку по поведению на три балла, было написано: «Повышаю Елене Павловой оценку по поведению на четыре балла. Снижаю директору оценку по поведению на два балла. Елена Павлова».

Ее хотели исключить из школы, но вмешались родительский комитет и классная руководительница Елены, до исключения дело не дошло.

Но так продолжалось недолго. Пенсии, что мать получала по инвалидности, стало не хватать, и после седьмого класса Елена вынуждена была бросить школу. Она поступила на завод, где работала ее мать до того, как с ней случилось несчастье. Там все ее помнили и приняли девочку как свою дочь. И она стала работать на кране, который проплывал по цеху высоко над станками, переносил детали, подавал заготовки к станкам.

Однажды в столовой ей сказали, что, работая на своей верхотуре она, похожа на ангела в ореоле солнечных лучей, проникающих сквозь крышу. Это сказал Милко.

На следующий день он принес икону. Какое-то сходство, действительно, было, по крайней мере ореол был почти такой же. Они встречались два года, а потом поженились.

Ее жизнь с Милко тоже была трудной.

Он хотел быть первым во всем, любой ценой, точно так, как верховодил в детских играх и в дворовых компаниях мальчишек. Не любил, чтобы им понукали, чтобы перечили, был вспыльчив и часто пускал в ход кулаки. Был гордый, но как-то по-своему, держался с достоинством, и это заставило ее поверить ему. Она любила его молчаливо, сдержанно, сильно. Он никогда так и не узнал, как сильно она его любила, сама она никогда не говорила ему об этом. Только изредка Милко смутно догадывался о глубине ее чувства и тогда несколько дней ходил притихший, был внимателен.