Дикие лошади - [27]

— Я не могу в это поверить!

Сидящий чуть дальше за столом тяжело кивнул.

— Оскорбительные предположения, если они выражены в форме вопроса, могут быть, а могут и не быть расценены как клевета. Это неясно.

Мой знакомый распорядитель негодующе сказал:

— Но это несправедливо!

— Таков закон.

— Вы знали это? — спросил Нэш у меня.

— М-м…

— А Говард знал?

— Тот, кто написал эту статью, определенно знал.

— Дерьмо! — выразился Нэш, и никто не стал спорить.

— Что действительно нужно Нэшу, — сказал я, — так это достоверные сведения касательно Линкольнского заезда.

Все засмеялись и с облегчением вернулись к серьезным текущим делам. Я вполуха слушал вполне понятные мне разговоры и думал, что пять часов могут быть очень долгими и мучительными. А ведь прошло едва сорок минут. Мое сердце продолжало неистово колотиться от волнения. Быть может, вся моя жизнь в мире кино зависела от того, хорошо ли выспались этой ночью боссы, собирающиеся на совещание за завтраком. Субботнее утро. День для игры в гольф. Мною будут недовольны вдвойне.

Вместе с Нэшем и парой других гостей я спустился посмотреть лошадей, ходящих по паддоку перед первым забегом. Нэш смотрел на лошадей; толпа собравшихся на скачки неотрывно смотрела на Нэша. Казалось, он принимал это внимание как должное, как принимал бы это дома, в Голливуде, и даже с отменной вежливостью раздал несколько автографов подросткам, пялившимся на него с особым усердием.

— А как мне поставить деньги на лошадь? — спросил он, отведя меня в сторону.

— Я сделаю это за вас, если хотите. На какую лошадь и сколько?

— Черт знает. — Он быстро вскинул глаза и указал на лошадь, на которую в тот момент как раз садился жокей в алом и желтом. — Вот на эту. Двадцать.

— С вами все будет в порядке, если я покину вас на некоторое время?

— Вы же знаете, что я уже взрослый мальчик.

Усмехнувшись, я повернулся и направился к кассам тотализатора, поставив двадцать фунтов на лошадь по имени Оса. Нэш, окруженный поклонниками, ждал, пока я спасу его. Вместе мы вернулись в комнату распорядителей и оттуда наблюдали, как Оса скромно пришла пятой.

— Я вам должен, — сказал Нэш. — В следующем забеге выберите сами вместо меня.

Скачки, как всегда, передавались телесетью ипподрома по телевизорам, установленным в барах и на трибунах. Сейчас на мониторе в комнате распорядителей был повтор только что окончившегося забега, Оса финишировала пятой, жокей суетился до самого финиша.

Я не дыша уставился на экран.

— Томас! Томас, — громко сказал Нэш прямо мне в ухо, — вернитесь оттуда, куда погрузились.

— Телевидение, — произнес я.

Нэш иронически отозвался:

— Вы ведь знаете, его уже изобрели.

— Да, но… — Я взял номер «Скаковой газеты», лежащий на столе, и перелистнул страницы с некролога о Валентине на донкастерскую программу. Телевизионный обзор спортивных событий, как я и надеялся, делала коммерческая станция, обещавшая каждый день полный показ скачек для миллионов признательных зрителей. При торжественном открытии сезона Равнинных скачек эта компания будет здесь в силе.

— Томас, — повторил Нэш.

— Э-э… — сказал я, — насколько сильно вы хотите спасти наш фильм? Или фактически… меня?

— Не настолько сильно, чтобы спрыгнуть с обрыва.

— Как насчет интервью по ТВ?

Он уставился на меня.

Я пояснил:

— Вы сможете сказать по телевизору, что мы не делаем помойку из фильма? Вы хотите этого?

— Конечно, — легко согласился он, — но это увидит отнюдь не каждый читатель «Барабанного боя».

— Нет. Но что если О'Хара сможет передать это интервью в Голливуд? Пусть боссы увидят его за завтраком. Ваше собственное лицо на экране сможет сделать то, чего не добьется О'Хара со своими уверениями. Только… что вы думаете насчет того, чтобы попытаться?

— Черт возьми, Томас, приступайте.

Я вышел на зрительский балкон и нажал кнопку на телефоне, вызывая О'Хару; и пусть это будет не автоответчик, молился я.

Он немедленно ответил сам, как будто ждал звонка.

— Это Томас, — сказал я.

— Еще слишком рано для вестей из Голливуда.

— Это кое-что другое. — Я рассказал ему то, что предложил Нэшу, и он немедленно стал нащупывать подводные камни.

— Сначала, — с сомнением произнес он, — ты должен уговорить телекомпанию взять интервью у Нэша.

— Это я могу сделать. Я только не уверен, получится ли передать интервью на экран в конференц-зале Голливуда. Репортажи регулярно транслируются из Англии в Штаты, но я не знаю, каким путем. Если бы мы могли передать его на лос-анджелесскую станцию, чтобы они сделали там запись, которую наши боссы могли бы прокрутить на видео…

— Томас, стоп. Я могу ухватить лос-анджелесский конец. Передача из Англии… — Он помолчал. — О какой станции идет речь?

Я объяснил ему.

— Люди, которых здесь держит эта компания, — инженеры и операторы, продюсер и трое-четверо корреспондентов и комментаторов, но они не имеют ни власти, ни оборудования, чтобы вести передачу за океан. «Добро» можно получить из их главной студии в Лондоне. Они посылают туда репортажи с Донкастерских скачек. А оттуда их могут передать куда угодно. Номер компании должен быть в телефонной книге…

— И ты мечтаешь, чтобы я забил этот гвоздь. — Судя по голосу О'Хары, он вроде бы уже смирился, но предвидел трудности.