Дикие гуси - [36]

(А сам прикрыл синеющий фингал).

Вошел в тепло. Присел за столик, рядом,

Вдыхая мяса сытный аромат,

А парень, обменявшись с кем-то взглядом,

Открыл уже потертый дипломат.

— Садись, отец! Солдат поймет солдата!

«НЗ» нальем, для встречи что берег.

Да ладно, не обидятся ребята,

Не зло в стаканах — память, видит Бог!

…И две судьбы слились в воспоминаньях

Кабульских и воронежских дорог,

Но годы между ними — расстоянья,

И время — зыбкой памяти порог.

Полвека… Но почти не стерло время

Обличий тех мальчишек фронтовых,

Которые войны тянули жребий

И — пали. Чтобы только жили вы.

А эти парни, что в Афганистане

От «духов» защищали города,

Не ведали, совсем тогда не знали,

Что многим не вернуться. Никогда!

…Вы тех и этих в памяти храните,

Они завоевали вам покой.

И в двадцать лет их имена — в граните

Свинцовой отпечатаны строкой!

— Вот такой примерно должна быть дружба, комбат! И память! — чуть дрогнувшим от выпитого голосом закончил Олег. — Ну что же, прощай? — пожал он руку комбата.

— А может — до свидания? — Малян испытующе глядел на него.

Грунский сразу догадался, почему удостоился личного посещения непосредственного начальства.

— Ах, вот ты о чем! Не бойся, не сбегу, — засмеялся он, — Так можешь «там» и передать!

— Служба, понимаешь?.. — комбат смущенно улыбнулся.

— Понимаю, джан, понимаю, поэтому — до свидания, Вартан! — сердечно попрощался Олег.

Глава 9 Разборки Айса

Полет прошел нормально, лишь одна пересадка в Степанакерте с боевого вертолета на гражданский. Во время воздушного путешествия было на что посмотреть: красоту и великолепие Карабаха и Армении в полном масштабе Грунский смог по-настоящему оценить впервые. Дух захватывало от горного пейзажа Кирса, ландшафтов Лачинского коридора и слепяще-белой заснеженной вершины великого Арарата. Но чего-то в этой красоте не хватало. Чего — Олег понял лишь к концу перелета: широкой и полноводной реки — его любимого Дона. Ностальгия по Родине — чувство, однажды уже испытанное во время срочной службы на Тихом океане. А также неуемное желание полной грудью вдохнуть сыроватый речной воздух и утречком по росе прошвырнуться с удочками вдоль берега. Но сейчас это было так далеко от него…

В аэропорту вертолет уже поджидали несколько «скорых»: военный госпиталь и здесь был до отказа забит участниками карабахских баталий, поэтому раненых, прибывших этим рейсом, разместили в гражданской больнице. Несколько человек, имевших ереванскую прописку, «сделали ноги» по домам — долечиваться в уютной обстановке, остальных прибывших вместе с Олегом разместили по палатам, и лечащий персонал сразу же взял их в оборот: операции, чистки, перевязки…

Вечером гражданские больные из всех палат и отделений завалили доблестных фидаинов продуктами. Тащили все, что было под рукой: колбасу, фрукты, и, несмотря на протесты медсестер, водку, чачу, вино.

«Ух ты! — думал Олег, валясь в койку после обильной переработки жратвы — Если так и дальше будет продолжаться, под Новый год нас можно будет запросто пускать на колбасу! А на ноги я встану быстрее, чем предполагают доктора».

Но закон подлости, согласно пословице «не все коту масленица» подействовал уже на следующий день. Никто ничего не принес, так что пришлось карабахцам добивать остатки вчерашнего пиршества. «Единовременное» пособие так и осталось одноразовым. Зато больницу посетили члены партии дошнаков, которые вручили каждому раненому некоторую благотворительную сумму. Ее хватило как раз на суточное пропитание.

В основном же, миф о сытом и безмятежном лечении в тылу развеялся как легкий дым: кормежка была «не так, чтобы очень», к тому же «героям» не выдали даже больничной одежды, и они щеголяли в подранном, пропитанном кровью и потом обмундировании. И через неделю после приезда в больницу раненые устроили настоящий бунт, требуя регулярного питания и замены формы. Удивительно, но требования их были выполнены быстро. Уже к вечеру приехавший по сигналу полковник из Министерства обороны начал наводить свои порядки: кое-кто «полетел» с высоких больничных постов, после чего откуда-то мгновенно появилась больничная экипировка, а кухня заработала на полную мощность.

После этого оставалось одно — усердно лечиться, соблюдая больничный режим. Чем Грунский и занялся вплотную, и к июню месяцу результаты не замедлили сказаться: он уже мог передвигаться самостоятельно, без костылей, лишь слегка припадая на раненую ногу.

«Выкарабкался и на этот раз — назло врагу!»

А вечерами, после процедур и телевизора, — споры, споры, споры. И все — на политическую тему. Олег не вмешивался в них — предпочитал отмалчиваться, но вскоре «сокамерники» и его что называется достали.

— Вы слышали? Русский военный министр Грачев сказал, что войне вскорости амбец: армянам дальше идти некуда, а у азеров сил для наступления не осталось, — пенился сорокатрехлетний учитель из Гориса, которому противопехотной миной оторвало ступни обеих ног. — А он большой человек, знает, что говорит!

— Теперь Алиев за нефть Запада точно Ельцину приплатится! Факт — никуда эта лиса кагэбэшная не денется, а нет — так опять карабахцы вперед попрут! — трижды судимый вор из Маиса, поглаживая простреленную в двух местах ногу, по-своему толковал проблемы СНГ.