Дикие гуси - [104]

К марту перестрелки начали усиливаться, и комбат получил приказ готовиться к наступлению. Ему сообщили даже день наступления на село, которое занимали „турки“. Юра прекрасно изучил район атаки через оптику и, зная возможности своей „бабушки“, предложил комбату такое тактическое решение: для снайперской поддержки выдвинуться ему в нейтральную зону накануне атаки на дистанцию триста метров. Винтовка будет подавлять огневые точки противника, пока основная группа армян выполнит обходной маневр с целью удара в тыл азеров. А резервное подразделение пусть изображает готовность активно атаковать в лоб по фронту.

— Ни хрена ты не понимаешь! Будешь с нами вместе наступать по полю и стрелять с ходу! — Геворг был в своей манере.

— Постой, командир, это же невозможно, мы что — камикадзе?

— В Карабахе все возможно! А грузин твой — Камикадзе вообще здесь ни при чем: они трусливы, потому что не дерутся с мусульманами!

На следующий день был бой, а к вечеру село у „мамедов“ отбили. Потери батальона — восемнадцать человек убито и десять ранено.

— Все наши потери из-за классной работы азеровского ПК, а я не могу попасть в пулеметчика на бегу! — доказывал снайпер.

Комбат, как всегда, был мудр:

— Ерунда это, а не потери! Главное — село взяли, новые позиции… А трофеи какие: шесть автоматов, два пулемета, двенадцать баранов и две коровы! Класс!

На следующий день Юра увидел: всю „добычу“ батальона загрузили в „Урал“ и увезли в неизвестном направлении. Тоскливо проводив взглядом несостоявшийся шашлык, он вспомнил анекдот о русских, рассказанный ему еще в Италии одним из инструкторов.

„Действие происходит в ВВС разных стран. В Америке по тревоге в кабину „Ф-16“ запрыгивает пилот, а на сиденье — канцелярская кнопка. Пилот, понятно, подпрыгивает, выбрасывает кнопку в окошко и говорит механику:

— Ну, Фред, погоди! Вернусь — с тебя сотня долларов!

Франция. Та же ситуация, на сиденье „Миража“ — та же злосчастная кнопка. Пилот негодует:

— Погоди, Жан, вернусь — твоя любовница на неделю моей будет!

Россия. В кабине истребителя „МИГ“ из сиденья пилота торчит гвоздь „сотка“. Вытаскивает его пилот, задумывается: „А может, так и надо?“, вставляет на место и взлетает…“

Ну что ж, и здесь прямая состыковка анекдота с житейской мудростью: „Все, что ни делается, — к лучшему“.

„Интересно, к какому „лучшему“, в конце концов, приведет Карабахская эпопея меня?“ — думал Юра перед атакой. Ему и в голову не приходило: о каком „лучшем“ может мечтать неоднократно проклятый человек? Сколько людей, родственников которых он уничтожил так хладнокровно, молили Бога о смерти убийце, проклиная совсем незнакомого им человека! А для наемника главное — „работа“!..

Однажды на построении объявили, что впереди последнее село, после взятия которого — вывод батальона на отдых в Ереван. Вечером к Юре подошел Костя — еще один русский, доброволец из Ленинакана. Приехал воевать потому, что дома нет работы, нет денег, еды и многого другого, а здесь, в Карабахе, можно сорвать неплохой куш — золото у мертвых (даже у своих) или оружие, которое можно втихую вывезти в Армению и продать.

— Давай работать в паре: ты „снимаешь“ азера, а я „потрошу“ его! Трофеи, естественно, не сдавать!

Скрепили союз дружеским рукопожатием.

После нескольких „гениальных“ атак батальона Геворга на село стало ясно: просто так азеров не выбить, потери батальона превышают восемьдесят процентов. Да и атаковать — „абсолютная равнина“. А ночью пришло пополнение. Многие из прибывших видели автомат впервые: учителя, дворники, хронические алкаши, художники — все, кого военная полиция сумела отловить на улицах и вокзалах крупных городов Армении.

Геворг к утру заявил о страшных болях в голове и вести батальоны в атаку „доверил“ Сурику — своей „шестерке“. Тот ничуть не возрадовался такому „доверию“, особенно когда узнал, что позади наступающих устанавливают РПК с оптикой — чтобы новенькие не вздумали попятиться назад.

— Крутая тактика! Да нам в штурмовке придется так же кайфово, как грешникам в аду! — тихонько поделился Юра своими соображениями с напарником-ленинаканцем. Наступило то тревожное утро.

— Ну, ни пуха! — заорал Костя и рванул вперед, на поле. Юра — за ним.

В начале атаки штурмгруппа насчитывала до сорока человек, но в село ворвались лишь семнадцать, а через полчаса боя на ногах держалось всего пять. И здесь Сурик не выдержал.

— Юр-джан, мы отходим, прикрой!

— Хорошая мысль! Слава Богу, хоть прикрыть есть чем, кроме хрена!

Трофейный АКМ, к нему два десятка магазинов и „бабушка“ с сотней патронов! Русский открыл огонь по уже наступающим азерам.

— И маму вашу, и папу, и дедушку с бабушкой туда же! Сколько же вас много на меня одного?! Ей-богу, если вырвусь — уйду в монастырь! — приговаривал между очередями Юра, давая возможность „своим“ унести раненых.

Минут через десять издали, из безопасной зоны, он услышал вопли Сурика:

— Слышишь, Юрик! Уходи к нам, я прикрою! — и следом заработал армянский РПК. „Дикий гусь“ начал отползать, чертыхаясь про себя:

— Сурик, засранец! Да экономь же ты патроны, на хрена длинные очереди?

Последние десять-двенадцать метров ему нужно было не ползти, а бежать.