Дикие цветы - [153]
— Надо же, ничего не изменилось, — засуетилась Корд, надеясь, что с помощью напускного веселья и разговоров сумеет пережить поездку — она боялась, что ее стошнит, если она продолжит молчать. — Даже зимой тут все так же. Смотрите, вот дом священника. А вот дом миссис Гейдж. А вот наша дорога.
Она крепко схватила Бена за руку.
— О боже, а вот и Бичез. Мама там? Я бы очень хотела заглянуть внутрь.
— Она будет позднее. Хочет встретиться в доме.
— Господи боже, — до тошноты нервничала Корд.
Она надела теплую пуховую куртку, прекрасно сохранявшую тепло, на Лорен же был только элегантный темно-синий пиджак. Корд потянулась, чувствуя себя в машине словно в ловушке, ощущая на коленях тяжесть ангела и дневника, и внезапно ей отчаянно захотелось выбраться наружу.
— Подъездная дорожка все такая же ухабистая. Как же я рада, что и это как раньше…
— Я бы хотела ее заасфальтировать, но даже у меня не получилось, — пояснила Лорен. — Это единственное изменение, которое мне не позволили сделать, Корделия. Надеюсь, оно не принесет много сложностей.
— Изменение? — переспросила Корд с вежливой улыбкой. — Я не понимаю, о чем ты. — Она удивленно посмотрела на брата.
— Видишь ли, Корди… Нам надо тебе кое в чем признаться. Лорен ездила сюда ремонтировать дом, — сказал Бен, освободив свою руку от хватки Корд и сжав плечо жены. — Она привела в порядок ванную комнату, обработала и покрыла лаком дерево, разобралась с сыростью, починила отопление, привезла новую мебель, новый котел, ну и все в таком духе. Мы сделали это для тебя и мамы. — Он посмотрел на Корд. Машина проехала еще немного по инерции и остановилась. — Мы хотим, чтобы в доме снова можно было жить, на случай если мама захочет провести здесь несколько дней до того, как… пока она еще может. А еще мы хотим, чтобы и тебе здесь понравилось.
— Может, ты и нас пригласишь как-нибудь, — добавила Лорен с улыбкой.
Дверь машины распахнулась, словно по воле чьей-то невидимой руки, и Корд поняла, что занервничала по-настоящему только сейчас. Бен помог ей выбраться на улицу. Оказавшись на посыпанной гравием подъездной дорожке, Корд принялась разглядывать дом.
— Помнишь, папа говорил, что когда он впервые увидел дом, он утопал в диких цветах? Жимолость, ежевика, а еще розы. Смотри, Бен, они все еще цветут. Разве это не удивительно?…
Они прошли к парадному входу по крошечной тропинке, и им открылся до странности знакомый вид: те же неряшливые заросли крапивы и ежевики на песке, небольшая желтая полоса перед пляжными домиками, и тот же вид на море и бухту, появившийся, стоило им только взобраться на крыльцо.
Корд прикусила губу, но вдруг позади нее раздался голос:
— Привет, Корди!
Лорен вскрикнула:
— Боже! Вы меня испугали, Алтея.
Корд медленно повернулась. На крыльце в одиночестве сидела мать.
— Мама? Ты рано. Я думал, тебя привезут к обеду, — удивился Бен, подходя к ней.
Алтея сидела на новом плетеном диване, покрытом подушками пастельных цветов. Он поцеловал ее и отступил. Корд неотрывно смотрела на мать.
— Я специально приехала раньше, — сказала Алтея. — Корди, дорогая. Вот мы и встретились.
Мешки, висевшие у Алтеи под глазами, когда Корд видела мать по телевизору в репортаже о похоронах какого-то актера в Вестминстерском аббатстве, теперь простирались ниже скул. Нижние веки опустились так низко, что из глаз постоянно текло. Руки исхудали настолько, что обручальное кольцо болталось на пальце. Но несмотря на это, Алтея непринужденно отбросила с лица локон все еще блестящих золотисто-каштановых волос и сказала застывшей в удивлении дочери своим дивным голосом:
— Ну что, ты приехала извиниться или накричать на меня?
Корд наклонилась и поцеловала Алтею в мягкую щеку, на ощупь напомнившую ей бумагу.
— Привет, мама. — Она погладила Алтею по волосам. — Как… как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, неплохо. Пару дней назад у меня случился припадок, и я упала. — Она подняла длинную шелковую юбку с муаровым узором, покрытую крупным принтом в виде синих и бежевых гортензий, чтобы показать забинтованное колено. — Врачи говорят, что еще один меня убьет и я должна тихо сидеть дома, но я такого не потерплю. Есть варианты умереть и похуже. И лучше уж умереть до того, как захочешь этого.
— Слушайте-ка, Алтея, не говорите так, — остановила ее Лорен с напускной строгостью.
— Благодарю за беспокойство. — Алтея властно подняла брови, и Корд улыбнулась про себя. — Корделия, поставь, пожалуйста, чайник. Я уже побывала в доме. Должна заметить, Лорен, ты проделала великолепную работу.
Корд переступила через порог, настраиваясь на знакомые запахи — аромат сосновых игл, пыли, моря, людей, — но ничего из этого не уловила. Некоторые стены все еще были обшиты деревянными панелями, создававшими в доме уют и тепло, но другие из-за высокой влажности покрыли свежеокрашенным гипсокартоном: бледно-желтым на кухне, бежевым и светло-серым в гостиной. Старые плинтусы и дверные ручки тоже исчезли вместе с сыростью, равно как и большинство фотографий вдоль лестницы — осталось всего четыре или пять штук.
Дом был таким же, как и всегда, но улетучился вес всей той памяти, что давила на него. Восхитившись шторами с репродукциями Дункана Гранта
День, когда Марта Винтер решила разрушить свою семью, начался обыкновенно, как всякий другой день… Марта, жена и мать троих детей, садится одним летним утром, чтобы написать приглашения для гостей на свое восьмидесятилетие. Она знает, что в этот день все изменится. Марта расскажет правду, потому что больше не может молчать. Все то, что они создавали и строили вместе с мужем больше пятидесяти лет, разлетится на мелкие щепки. Приглашения отправляются в разные уголки мира, и вот уже на празднество спешит доктор Билл, интеллектуалка Флоренс и добропорядочная Дейзи.
Соловьиный Дом – место, где всегда была счастлива семья Хорнер. Здесь Эдвард Хорнер, всемирно известный художник, написал свою знаменитую картину «Сад утрат и надежд». Он сжег ее перед смертью, ничего не объяснив любимой жене Лидди. Спустя годы правнучка Эдварда, Джульет, окажется на пороге Соловьиного Дома. Что скрывает эта земля, на которой цвели яблони, строились планы и разбивались сердца?
Давно забытый король даровал своей возлюбленной огромный замок, Кипсейк, и уехал, чтобы никогда не вернуться. Несмотря на чудесных бабочек, обитающих в саду, Кипсейк стал ее проклятием. Ведь королева умирала от тоски и одиночества внутри огромного каменного монстра. Она замуровала себя в старой часовне, не сумев вынести разлуки с любимым. Такую сказку Нина Парр читала в детстве. Из-за бабочек погиб ее собственный отец, знаменитый энтомолог. Она никогда не видела его до того, как он воскрес, оказавшись на пороге ее дома.
Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.
Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.
В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.
Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.