Дикая яблоня - [94]
— Это что еще за ассалауалейкум? Я тебя как учил, а? А ну-ка, марш на улицу и войти, как положено солдату!
Ажибек вышел в прихожую и, войдя снова, поднес руку к виску, рявкнул:
— Здрабие желаем, товарищ кямяндир!
— Вот теперь правильно! Вольно! Слушай боевое задание: возьми вон те щипцы, разведи перед домом огонь. Когда щипцы раскалятся, доложить мне. Иди выполняй приказ!
Ажибек направился к очагу, возле которого лежали щипцы для углей.
— Вернись на место, — сказал ему Ырысбек. — Что должен сказать солдат, получив приказ командира?
Ажибек опять поднес к виску ладонь и звонко ответил:
— Есть, товарищ кямяндир!
— Кру-угом! Шагом марш! — скомандовал Ырысбек.
Мы сгорали от зависти к Ажибеку. Ырысбек обращался с ним как с настоящим военным. Ажибек вынес на улицу щипцы с таким видом, словно это было оружие огромного значения.
— А ну, ординарцы, слушай мою команду: соберите дрова, разведите огонь!.. Как должен ответить солдат?
— Есть! — крикнули мы и бросились за дровами. Разжигая огонь, гадали: зачем Ырысбеку понадобились горячие щипцы?
— Значит, нужно. Приказы командиров не обсуждаются, — пояснил Ажибек, повторяя чьи-то слова.
Когда концы щипцов налились малиновым цветом, как бы стали светиться изнутри, Ажибек одернул рубаху и отправился с докладом к Ырысбеку. Командир Ажибека вышел в гимнастерке, затягивая ремень. Убедившись в том, что талия его перетянута достаточно туго, Ырысбек протянул адъютанту ключ:
— Открой дверь сарая! Там связанный Колбай. Вытащи у него тряпку изо рта.
Ажибек отомкнул висячий замок, вошел в полумрак сарая. Через секунду-другую мы услышали вопли глухого Колбая:
— Убей меня, убей! Выпей кровь мою! Или я сам тебя прикончу!
— А вы что не видели? Марш по домам! — сказал нам Ырысбек, впрочем не очень сердясь, и, взяв раскаленные щипцы, вошел в сарай.
Мы вновь задрожали от страха, но остались, только отступили в сторону, ожидая, чем кончится все это.
— Ну, жги, жги меня! — послышался злобный голос Колбая.
— Сам просит. Я бы ни за что не просил. Отдал бы Ырысбеку жену, а себе взял другую, — прошептал Ажибек, еле ворочая одеревеневшими губами.
— Не надо! Не надо! — жалобно заверещал невидимый нам Колбай.
Ажибек не выдержал, подкрался к сараю, заглянул в открытую дверь. А нам бы позвать на помощь людей, да подошвы прилипли от страха к земле, язык к нёбу прирос.
— Там такая жуть, такая жуть, — сообщил Ажибек, вернувшись. — Думаете, он глухого Колбая терзает? Как бы не так! Он пытает себя! Лижет щипцы, как ложку сметаны. «Видишь, говорит, как я люблю Дурию».
— Лижет? Не может быть! — усомнился Самат.
И мы, остальные, тоже не поверили Ажибеку. И оттого, что он врал как ни в чем не бывало, страх наш исчез. Значит, там, в сарае, ничего ужасного не случилось.
— Ну, не совсем лижет, он же не дурак, — понравился Ажибек, очень недовольный нашим недоверием. — Но…
Он не договорил. В дверях сарая появился Ырысбек с щипцами в руке, постоял, сосредоточенно глядя перед собой, потом вспомнил про щипцы, небрежно отбросил их в сторону и сказал Ажибеку:
— Адъютант, развяжи этого человека. Да побрызгай в лицо водой. Он раскис, как слабая женщина.
Мы кинулись за Ажибеком в сарай, радуясь тому, что для глухого Колбая все кончилось благополучно. Тот лежал с закрытыми глазами в дальнем углу, ноги и руки его были скручены сыромятным ремнем.
Кайрат принес кружку воды, протянул Ажибеку, тот наклонился и полил узкой струйкой лицо Колбая.
— Не надо, — взмолился глухой Колбай. — Развяжите меня, ребята.
Ажибек ловко распутал ремни и, помогая Колбаю подняться, посоветовал:
— Да отдайте ему эту жену! Ему теперь убить ничего не стоит. На станции он уже двух убил. Я сам видел!
— Пропади пропадом эта Дурия! Лучше бы я ее никогда не видел, — простонал Колбай, направляясь к дверям.
— Думаете, его в легкое ранили? Ничего подобного. Его фашисты пытали. И он, наверное, думал, что вы тоже фашист, — бессовестно врал Ажибек, провожая глухого Колбая.
Тот, пошатываясь, вышел на улицу и, как назло, сразу наткнулся на учетчика Бектая.
— А-а, вот ты где?! — рассердился учетчик, чуть ли не наезжая на Колбая конем. — Мы его ищем, с ног сбились. А он в сарае спит!
— Чтобы ты так спал, — пожелал Колбай. — Ох, и этого Ырысбека мне бы больше не видеть в глаза!
— Нечего валить на честных людей! Ступай на ток и работай! — закричал Бектай.
— Иду, сейчас же иду, — испуганно пообещал глухой Колбай и побрел на ток.
А учетчик поехал за ним, точно конвойный.
На всю улицу разнесся громкий, заразительный хохот. Это в окно своего дома выглядывал Ырысбек и торжествовал над Колбаем.
— Что приуныли, орлы? А ну, заходите ко мне! — позвал Ырысбек, повеселившись.
Мы вошли к нему в дом, расселись вдоль стены, а хозяин взял домбру и вновь повалился на постель, не снимая сапог. И вновь зазвучали кюи, грустные, хватающие за душу, словно Ырысбек жаловался на свою судьбу. А когда его пальцы касались нижних делений на грифе, струны издавали прямо-таки раздирающие душу звуки. Потом он запел на русском языке:
Мы еще плохо знали русский язык, поэтому некоторые фразы оставались непонятными, но песня, как я уже говорил, все равно брала за душу печальным мотивом.
В новый сборник вологодского прозаика Сергея Багрова вошли рассказы и повести о жителях северного Нечерноземья. Герои книги — колхозники, сплавщики, лесорубы, доярки — люди простые, скромные, добрые.
Хабу Кациев — один из зачинателей балкарской советской прозы. Роман «Тамада» рассказывает о судьбе Жамилят Таулановой, талантливой горянки, смело возглавившей отстающий колхоз в трудные пятидесятые годы. Вся жизнь Жамилят была утверждением достоинства, общественной значимости женщины. И не случайно ее, за самоотверженную, отеческую заботу о людях, седобородые аксакалы, а за ними и все жители Большой Поляны, стали называть тамадой — вопреки вековым традициям, считавшим это звание привилегией мужчины.
Книга — о событиях Великой Отечественной войны. Главный герой — ветеран войны Николай Градов — человек сложной, нелегкой судьбы, кристально честный коммунист, принципиальный, требовательный не только к себе и к своим поступкам, но и к окружающим его людям. От его имени идет повествование о побратимах-фронтовиках, об их делах, порой незаметных, но воистину героических.
Зима. Степь. Далеко от города, в снегах, затерялось местечко Соленая Балка. В степи возвышается буровая вышка нефтеразведчиков, барак, в котором они живут. Бригадой буровиков руководит молодой мастер Алексей Кедрин — человек творческой «закваски», смело идущий по неизведанным путям нового, всегда сопряженного с риском. Трудное и сложное задание получили буровики, но ничего не останавливает их: ни удаленность от родного дома, ни трескучие морозы, ни многодневные метели. Они добиваются своего — весной из скважины, пробуренной ими, ударит фонтан «черного золота»… Под стать Алексею Кедрину — Галина, жена главного инженера конторы бурения Никиты Гурьева.
Илья Зиновьевич Гордон — известный еврейский писатель, автор ряда романов, повестей и рассказов, изданных на идиш, русском и других языках. Читатели знают Илью Гордона по книгам «Бурьян», «Ингул-бояр», «Повести и рассказы», «Три брата», «Вначале их было двое», «Вчера и сегодня», «Просторы», «Избранное» и другим. В документально-художественном романе «Под жарким солнцем» повествуется о человеке неиссякаемой творческой энергии, смелых поисков и новаторских идей, который вместе со своими сподвижниками в сложных природных условиях создал в безводной крымской степи крупнейший агропромышленный комплекс.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!