Дикая роза - [47]

Хотя для мужчин такое типично. Их с детства приучают думать, что они все могут, и, если им что-то не удается, они считают себя неудачниками. Она убедилась в этом на примере своего отца. Несмотря на то, что он был вполне преуспевающим лавочником, его ужасно тяготило то, что он был вынужден скучать целыми днями за прилавком. В воображении он видел себя в роли модного адвоката, в эффектной позе выступающего перед присяжными заседателями. Ее мать никогда не верила в эти мечты, а он, со своей стороны, и пальцем не шевельнул, чтобы воплотить их в реальность.

Правда, в случае с Хэпом все получилось как раз наоборот. В свое время он был живой легендой, грозой индейцев, человеком, чье имя пользовалось такой же популярностью в разных частях Техаса, как имена Джеймса Боуи[7] и Дэви Крокетта.[8] Но не за участие в борьбе за независимость, а за то, что он как блюститель порядка делал все, чтобы жизнь была безопаснее. Без таких людей, как он, в штате не было бы ни ферм, ни ранчо, ни железных дорог, ни городов. На ее взгляд, кому-кому, а уж ему никак нельзя было стыдиться своего прошлого.

Она отложила стопку рубашек в сторону, надеясь, что, когда Хэп вернется, он, может быть, все-таки согласится примерить их и взять то, что подойдет. То же самое относилось и к остальной одежде Итана. Если Хэп заберет эти вещи с собой в Ибарру, то она, во-первых, будет знать, что труд, который она в них вложила, не пропал даром, а во-вторых – они больше не будут у нее перед глазами.

И вдруг она испуганно замерла: ей показалось, что она слышит, как подъезжает повозка. Странно, Хэп за это время не смог бы съездить туда и обратно. Скользнув вдоль стены и держась подальше от окон, она метнулась за оставленным им дробовиком. Трясясь всем телом, переломила ружье и увидела, что заряжены оба ствола.

– Миссис Брайс! Вы дома, миссис Брайс? – послышался мужской голос.

Чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, она подобралась к окну и осторожно приподняла пожелтевшую занавеску. На крыльце она увидела Джима Уиллетта, а в тарантасе, стоящем во дворе возле дома, сидела его жена Мэри. Энни, должно быть, так задумалась, что услышала их приближение в самый последний момент. Сначала она почувствовала огромное облегчение, но сразу же вслед за этим в ней снова шевельнулось беспокойство: а что, если они приехали просто поглазеть на нее и будут вести себя, как Лулена Дейвис?

– Ты бы лучше постучал, Джим, – сказала Мэри мужу.

Успокаивая себя тем, что, как бы она себя ни вела, ей все равно не заставить людей думать иначе, Энни пригладила волосы и, приготовившись к худшему, пошла к двери. Открыв ее, она заставила себя улыбнуться и посмотреть Уиллетту в глаза.

– До чего же приятно вас видеть! Мэри, иди-ка сюда и сама убедись, как она замечательно выглядит, – сказал он и, широко улыбаясь, снял шляпу. – Рад, что вы опять дома, мэм.

А к крыльцу с корзинкой в руке уже спешила его жена.

– Знаете, когда к нам заехал капитан Уокер и сказал о вашем приезде, мы с Джимом не поверили своим ушам: мы уже думали, вы никогда не вернетесь, Энни!

– Даже трудно было поверить, что это Хэп Уокер, – поддержал жену Уиллетт и, взяв у нее корзинку, протянул ее Энни. – Вот, мэм, принесли вам кое-чего из еды, потому что, по словам капитана, у вас, кроме каких-то консервов с галетами, ничего нет, а так питаться никуда не годится.

– Большое спасибо, – проговорила Энни, принимая корзинку. Боясь, что не выдержит и заплачет, она опустила голову и, отступив назад, пробормотала: – Прошу вас, входите.

– Сходи-ка за остальным, Джим, – сказала Мэри мужу.

Некоторое время она молча стояла и смотрела на Энни, затем и сама разразилась слезами:

– Господи, как я молилась, чтобы настала эта минута! Молилась каждый божий день – с той самой поры, как это случилось. Но разве могла я надеяться, что… – не в силах продолжать, она бросилась Энни на шею и, задыхаясь от слез, воскликнула: – С приездом вас, голубушка!

Энни крепко ее обняла и прошептала:

– Спасибо вам! Боже мой, Мэри, до чего же я вам благодарна!

Мэри не торопилась выпускать ее из объятий. Поглаживая Энни, словно малого ребенка, она доверительно сообщила ей:

– Конечно, это не совсем то, что мне хотелось бы вам привезти, но Джим настаивал, чтоб мы приехали сегодня, и торопил меня. Говорил, что все, что вам захочется, я смогу приготовить прямо здесь же, у вас.

Наконец она отпустила Энни и, отступив на шаг, вытерла мокрые щеки.

– Мы привезли вам несколько кур-несушек, а то как же без яиц в хозяйстве, но одной я все-таки сверну шею и поджарю на ужин. Небось дикари не баловали вас жареными цыплятами.

– Какое там! Ах, Мэри, если б вы знали, как я рада вас видеть!

– Догадываюсь. Эх, знай я, что вы скоро будете дома, я бы здесь все вымыла и выскребла к вашему приезду. Боже мой! Я опомниться не могла, когда Уокер сказал, что вы дома. Ну, хорошо, поставьте куда-нибудь эту корзинку – там ничего особенного, только бутерброды со свининой – и примемся за работу. У нас, Энни, дел невпроворот, но мы все одолеем.

Она оглядела Энни, и улыбка ее погасла.

– Да они вас вконец заморили голодом! – воскликнула она. – Но ничего, это дело тоже поправимое.