Дикая кровь - [39]

Теперь Атаях давно сам себе князь и многого скота хозяин, у него свой большой улус, а острог все стоит на том же труднодоступном месте. Что ж из того, что стены местами поросли зеленым мхом, кое-где покосились и осели. Но взять острог по-прежнему будет не так просто: на лиственничных раскатах устрашающе горбились пушки, и все казаки — конные и пешие — были теперь с огненным боем. Разве что подтащить поболее бересты и смолья и поджечь ветхие стены? Да караулы углядят — потушат.

Атаях еще раз скользнул острым взглядом раскосых глаз по острожным строениям и грустно усмехнулся. Приехал на Красный Яр за помощью против монголов, а сам прикидывает, как лучше идти на город в воинский напуск. Однако все еще может случиться: сегодня — против монголов, а завтра — с монголами.

Тем временем воевода в съезжей советовался с атаманами да детьми боярскими, как быть, чтоб и смятение в остроге было невелико и чтоб лучшим образом подготовиться к встрече Алтын-хана, если он бросится вдруг на Красный Яр. Скрябин явно боялся несметной монгольской силы. Вжавшись в свое кресло под иконой, он ждал разумных советов. Но люди как бы потерялись, они ничего не говорили напрямки, не зная наверняка, придутся ли по душе Михайле Федоровичу их слова.

— По прошлым летам, так не похоже, чтоб киргизы шли набегом, — медленно, будто взвешивая слова, сказал Дементий Злобин. — Для походов на Красный Яр киргизы выбирали раннюю осень, когда народ оправлял жатву.

Скрябин смекнул, к чему клонит бывалый атаман. Злобин опасается, что никаких монголов в Киргизской степи нет, что все это — выдумка и военная хитрость Ишея. Красноярцы бросят силы на Ербу-реку, а киргизы тогда всеми своими отрядами кинутся к городу!

Воевода подумал, что атаман — воин попытанный во многих ратных делах и прозорливый, его на кривой не объедешь. Но Скрябина несколько смущал внезапный приезд Атаяха, старшего Иженеева сына. Для княжича это был довольно смелый шаг. Ведь стоит воеводе лишь приказать — и снова быть Атаяху в аманатах: лучшего заложника вряд ли можно найти. Князь Иженей, наверное, не решился бы на такой опрометчивый поступок, если бы замышлял какую-то хитрость против русских. Ведь кому-кому, а Иженею известно, что бывает с аманатами, когда острог оказывается осажденным.

— А при Архипе Акинфове Иженей был под Красным Яром? — спросил воевода.

Дементий понял, что пришло на ум Скрябину, и, как помелом, махнул густой и длинной — до пупа — бородой. Собственными глазами видел Иженей из-за Качи поголовную казнь на острожной стене, когда его родичей, тубинцев и киргизов, вешали. Можно ли позабыть про такое?

В избе желтая призрачная полутьма и жара — все изрядно взопрели, раскисли. Скрябин мягким шелковым платком сверху вниз вытер лицо и снова отвалился на высокую спинку кресла:

— Ужо говори ты, Родион.

Атаман Кольцов невесело поднял тонконосую, угарную с похмелья голову, поскоблил в густой спутанной бороде. Все, кто был в съезжей, мигом оживились и потянулись к нему настороженными взглядами: Родион непременно скажет что-то дельное, не любит он болтать попусту.

— Ай язык проглотил? — не вытерпел воевода долгого атаманова молчания.

— Что толковать, отец-воевода! Вот тут Дементий Андронович сказал, что монголы не пойдут на нас в зимнюю пору…

— Киргизы. Я говорил: киргизы, — поправил Злобин.

— Оно так. Пусть киргизы! А по мне, так зачем им не пойти? Зимою, в буран да туман морозный только и лезть на приступ супротив наших пищалей. Куда стрелять будешь?

— Башкаст ты, Родион, гораздо башкаст! И хваленье тебе за то! — изумленно воскликнул Скрябин и по-отечески посоветовал атаману: — Только голову похмелять надобно рассолом огуречным и холодным квасом с редькой.

— Всяко питье в утробу, отец-воевода.

По лавкам пробежал и оборвался несмелый шепоток. Воевода уловил его, спросил:

— Чего там?

Поднялся Васька Еремеев. Желая потешить воеводу, он заискивающе хохотнул и слегка поклонился Скрябину:

— Атаман, простите, с похмелья хлещет деготь.

— Неужто? — всерьез заинтересовался воевода.

— Всяко питье в утробу, — с привычной бесшабашностью повторил Родион.

Скрябин вдруг вспомнил о деле и разозлился, что попусту тратит столько времени, ребром пухлой ладошки хлопнул по столу:

— Спаси бог, настал час отвечать Иженею.

Из-за широкого, что полати, плеча Родиона Кольцова высунулся Степанко Коловский, робко попросил дать ему сказать слово. Он советовал не посылать войска в степь ни с Атаяхом, ни с каким другим проводником. Ежели киргизы задумали какую измену, то не угодить бы к ним в засаду — окружат и перебьют всех до единого.

— Хитер, Степанушко, да еще надоумил бы, как нам быть, — сощурился Дементий Злобин.

Степанко будто не заметил атамановой ехидной насмешки, упрямо продолжал свое:

— Пусть Атаях идет в улусы. А мы острожную стену крепить станем, за помощью в Енисейский да Томский города пошлем. Все равно не выстоять нам на степи против четырех тысяч монгольского войска, а тут еще поглядим, кто — кого…

— Вот то истинно, Степанко! — вскрикнул горячий в разговоре пятидесятник Дмитрий Тюменцев.

— Не мешай, говорит ладно, — не открывая глаз и зевая, сказал Родион.