Дикая груша у светлой реки - [9]
Однажды вечером со стороны Алдов послышались стрельба и крики, но он был далеко и не смог прийти на помощь. Через неделю от людей, укрывшихся в школьном подвале, он услышал, что там в тот вечер убили пятьдесят семь человек — стариков, женщин, детей — всех подряд. Говорили, что по поселку до этого бегал солдат, предупреждая, что за ним идут дикари, вышедшие убивать всех. Те, кого он успел предупредить, спрятались, но эти самые «дикари» убили его, назвав предателем.
Довту казалось, что рассказы о подобных добрых солдатах придуманы кем-то: или русскими, пытающимися ослабить ненависть к своему народу, или стариками, которые не желают до конца разочароваться в соседях. Так он думал, пока с ним не произошел один случай.
Довт принял на себя еще одно обязательство. Он носил еду, лекарства нуждающимся, которые терпели голод, холод в одном из подвалов Грозного.
Он ходил по магазинам, складам, собирая для них продукты. Так, пришел он как-то в школьный подвал, неся с собой полмешка пряников и конфет. Раздав их, обратил внимание на старуху, сидевшую в стороне.
— Вы что это сидите в стороне? Придвигайтесь, — сказал ей Довт.
— Она боится тебя… — сказала беззубая старуха рядом.
— Почему?
— Она русская… Марья Ивановна…
— Ну и что?
— Она тебя боится… думает, что ты боевик…
— Хоть и боевик, я не воюю со стариками и женщинами… Придвигайтесь, Марья Ивановна… С сегодняшнего дня можете считать меня своим сыном. Вам ничего не грозит, пока я жив…
Старушка подсела к ним и перекусила. До войны она преподавала русский язык в одной из школ Грозного. Муж ее умер. Двое детей со своими семьями жили в России: сын во Владивостоке, дочь в Москве.
На третью ночь, когда выпал снег, он на санках отвез туда два мешка муки. В ту же минуту одна смуглая женщина испекла из нее вкусные лепешки. Хорошим продуктом оказались лепешки: со временем они не становились кислыми, как хлеб, их можно было есть всухомятку.
Как-то зимней ночью пришел он в этот подвал за лепешками, да и погреться, поговорить с людьми.
Через некоторое время в подвал заскочили солдаты:
— Встать! Лечь! К стенке! — раздались крики.
Как золотоискатели песок и мелкие камешки в решете, они стали быстро перебирать их и отделили затем от них Довта, как подпадающего под расстрел. «С первого взгляда видно, что это боевик. К стенке его!» — приказал командир. Его поставили к стене.
Люди в подвале стали кричать: «Это не боевик, он хороший человек, помогающий всем голодающим, мы будем жаловаться президенту и в ООН напишем!»
— Заткнитесь! — дал очередь командир. Пули, рикошетя, отлетели от пола, стен, потолка. К счастью, никого не задело. Офицер повернулся к солдатам:
— Выполнять приказ!
Те вскинули автоматы.
Он прошептал слова молитвы.
— Он что-то шепчет, — проговорил один солдат.
— Подождите! — остановил их офицер. — Говори свое последнее слово. Говори громко, чтобы все слышали. Любой человек имеет право на последнее слово.
— Мне нечего сказать!..
И тут между ними встала Марья Ивановна.
— Мне есть что сказать! Я, Решетникова Марья Ивановна, учительница этого парня. Если бы не он, мы все давно умерли бы с голоду… Если вы вышли убивать безвинных людей, вы убьете его только после меня… — закричала Марья Ивановна, становясь перед Довтом.
— Ты русская? — направил на нее автомат офицер.
— Да. Вот мой паспорт, — она достала из кармана пальто паспорт и протянула ему.
— А что ты делаешь с ними, с этими… — выдержал он паузу, подыскивая самое грязное ругательство.
Марья Ивановна быстро продолжила:
— С этими самыми добрыми людьми я живу, потому что мой дом здесь…
Тогда Довт впервые поверил, что среди русских есть люди, которые относятся к чеченцам хорошо.
Сейчас его друзей, живших в школьном подвале, увезли в Ингушетию в лагерь беженцев. Некому печь ему лепешки. Из тех, что он принес пять дней назад, осталось пол-лепешки, еще есть немного грецких орехов. Положив то, что имеется, на ящик, используемый вместо стола, произнеся молитву, он начал не спеша, словно сидел за хорошим сытным ужином, есть, откусывая от лепешки, закусывая ее орехом. Спускались сумерки. Он совершил вечерний намаз. Долго возносил молитвы и перебирал четки. Почувствовал облегчение.
Довт решил сегодня отправиться посмотреть, нет ли где в городских развалинах, подвалах нуждающихся в помощи. Надвинул на глаза вязаную шапку, надел куртку, полученную от гуманитарной организации. В один карман положил кусок лепешки, завернутый в бумагу, в другой — орехи. За пояс, под куртку, засунул пистолет.
На улице шел крупный снег. Он покрывал белым одеялом пережеванный и выплюнутый войной город: местами черными пятнами выделялись грязные улицы, развалины, раненые деревья, уцелевшие стены домов. Стояла тишина, только издали доносилась стрельба.
В двух маленьких окнах полуподвального этажа двухэтажного дома без крыши и окон он различил свет. Осторожно пробрался к окошку. Но быстро отошел в сторону: горящее на улице газовое пламя отбрасывало свет, и это превращало Довта в отличную мишень для солдат. Около другого окна было темно — там куча мусора. Он подошел к окну и заглянул внутрь.
В комнате были дети — он увидел их в свете керосиновой лампы. Трое спали на вещах, разбросанных по углам. У стола, на котором стояла керосиновая лампа, сидела девочка лет десяти. Похоже, она плакала.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».