Дика - [70]
— Седьмой бригады.
— А! Это, стало быть, Жидилова? Слыхал, будто его сразу в генералы двинули? А? Этот заслужил. Бесстрашный, вроде Бритого Барса. Такого знаешь?
— Да. Я и у него в части была…
— Кто не знает этого черта! Прямо скажу тебе — волк бесстрашный, вот он кто есть. И вся его матросня, полундры эти, вроде урагана. Смелые все и на врага лютые — страсть!.. Тебя звать-то как, деваха? Имя твое какое?
— Дика… А настоящее имя — Илита.
— Да, деваха, нам трудно на войне, а тебе еще труднее… Не женское это дело — воевать… — Солдат беспокойно огляделся. — Э-э! Как же это? Выходит, я свой вещмешок в пещерке оставил?.. А?.. Ведь там и рубаха запасная, и портянки, и табачку осьмушка… Побегу, а то пропадет в суматохе…
Илита против воли усмехнулась:
— Беги, отец, беги. Где головы пропадают, там вещмешку пропасть совсем легко…
Солдат кое-как, с трудом, встал и ушел. Илита осталась одна. Она снова почувствовала себя плохо: кружилась голова и, видимо, начинался жар. Все перед глазами плыло, туманилось, мысли лезли одна на другую… В сознании ее возникали картины только что отгремевших боев, вражеские танки, висящие в небе проклятые «фонари»…
А над Песочной бухтой появилось несколько «юнкерсов». Они промчались к входу в бухту, пронеслись над открытым морем, и где-то там тяжело заухали разрывы бомб. Илита поняла, что транспорт на подходе и враги пытаются его потопить или закрыть ему вход в бухту. Если транспорт потопят, тогда выхода нет — плен или смерть… А у Илиты даже пистолета нет — в пылу последнего боя, расстреляв патроны, она швырнула им в подбегавшего фрица… Вовремя подоспели морячки! Если бы не они, измывались бы сейчас фашисты над Илитой, пытали бы…
Наступал вечер. Изредка открывая глаза, Илита видела, что в море, перед самым входом в бухту, рвутся снаряды и бомбы, а в воздухе наши «ястребки» бьются с «мессерами» и «юнкерсами»… Да, если не удастся кораблю пробиться в бухту и если он не уйдет отсюда невредимым, значит — конец!
Когда в небе над бухтой появились «юнкерсы», большинство раненых попрятались в укрытиях и оттуда следили за ходом воздушного боя. «Ястребки» вели неравный, напряженный бой. Снизу, видимо с палубы транспорта, били по фашистским стервятникам зенитки. Плевались огнем уцелевшие береговые батареи…
Илита то теряла сознание, то снова приходила в себя. Мимо нее несколько раз пробежала та же худенькая, шустрая сестра, которая ее перевязывала. Наклоняясь над Илитой, тревожно шептала:
— Потерпи, потерпи еще, милая… «Ташкент» близко… Отогнали наши «ястребки» этих сволочей… Теперь недолго…
И когда под покровом тьмы, раздираемой светом ракет, к берегу пришвартовался огромный корабль, Илита уже ничего не видела, не слышала. Сестра с трудом подняла ее и потащила к трапу.
— Да держись же ты хоть немного, — ворчала она.
Возле трапа кто-то из матросов подхватил Илиту и на руках поднял на палубу. А она все бормотала:
— Куда вы меня? Куда? Валерик будет искать… — И снова боль железными обручами стискивала голову, и снова кровавый туман застилал глаза…
Илита пришла в себя в стационарном госпитале. Белые стены, белый потолок, в окна заглядывают зеленые виноградные ветки… И — тишина: ни выстрелов, ни разрывов бомб, ни плеска волн, — заполнила ее гаснущее сознание…
СНОВА НА РОДИНЕ
После ранения под Севастополем Илита много месяцев пролежала в госпитале, а когда окончательно встала на ноги, врачи решительно настояли на демобилизации ее из армии: и ранение, и контузия были серьезными. А Илита рвалась в бой, она не могла даже представить себе, как будет заниматься какими-то мирными делами в то время, когда ее товарищи гонят фашистские орды на запад… Но нестерпимые головные боли подтверждали правильность решения врачебной комиссии.
«Да, отлеталась, отвоевалась ты, Дика», — с горечью говорила она себе, шагая по улицам родного Фарна.
Воспоминания о Валерике толкали ее к детям. Поэтому она выбрала для себя работу в детском саду. Ведь именно за этих малышей проливали кровь она и ее товарищи, сотни тысяч советских людей, погибших на войне и погребенных в братских могилах…
Но долго работать Илите Дауровой в детском саду не пришлось. Земляки выбрали ее председателем сельского Совета. И новые заботы окружили бывшую летчицу. Селение большое — восемь тысяч жителей. Пламя войны только что отхлынуло от родного края. Все кругом было разрушено фашистскими варварами. Работы было невпроворот.
А фронт требовал хлеба, мяса, одежды. Надо было налаживать хозяйство, поднимать землю. Не было ни тракторов, ни лошадей, люди сами впрягались в плуги, чтобы хоть кое-как вспахать колхозное поле.
Некоторые потеряли веру в то, что снова может наступить мирная, счастливая жизнь, — надо было побеждать это неверие, надо было будить в людях веру в жизнь, жажду жизни… И Илита всю свою энергию, все свои силы отдавала новому для нее делу.
Строились взамен разрушенных новые дома, проводилось электричество, газ, покрывались асфальтом улицы, росли новые сады… И среди всех забот Илита каждый день находила несколько минут, чтобы побывать в школе, среди детей. С трудом сдерживая слезы, одного за другим обнимала детишек, с волнением слышала их оклики: «Мама Илита!.. Мама Илита!..», когда они бросались ей навстречу. И тогда вспоминала Валерика, его улыбку, не по-детски серьезный взгляд серых глаз…
