Диета старика - [40]

И биллиардный игрок, что в жилетке

Низко нагнулся к зеленому полю,

Вдруг обнаружит, что справиться с кием

Стало почти невозможно, что возле

Тихо прогнулись дубовые стены,

А костяные шары поражают безвольной

Мягкостью, словно подгнившие фрукты.

Милый мой мальчик, дитя молодое,

Станут могилы плеваться телами,

Вскроются шкафчики бледных сирот,

И позвоночники книг распадутся,

Сгниют корешки, а из тучной истомы

Выплывут фразы и буквы повиснут.

Грешные души исторгнутся Адом:

Будут сочиться в комнатах старых

Меж половиц дорогого паркета -

Тут мы увидим порочного дядю;

Дико худой, в пропотевшей рубашке,

С бледной улыбкой в измученном лике

Выйдет, скрипя иссушенным коленом

И потирая лысеющий лоб.

Всех нас обнимет, поест для начала,

Как возвратившийся из заключенья,

Ну а потом все расскажет подробно:

Все о мученьях, все о скитаньях,

Об изнурительных каверзных тропах,

Где он блуждал в нескончаемой Ночи…

Рая откроются дальние двери,

Души оттуда изыдут толпою -

Нежны улыбки, ласковы взоры,

Кружево зонтиков над головами

(Им заслонятся от грубого солнца

Этого жесткого бренного мира).

Тут мы увидим добрую тетю -

В синей беретке, в белых перчатках,

С милой улыбкой на тающих щечках,

Нам привезет золотистых орешков,

Яблочек райских, сморщенных, тихих,

Триста сортов утонченного сыра,

Двести бутылок вин неземного

Вкуса и запаха, сладкий пирог,

Птиц говорящих, ручных и разумных

С древнееврейскими именами,

Кошечек двух белоснежных, двенадцать

Белых мышей с голубыми глазами,

Двадцать рулонов небесной бумаги,

Двух голубков с поцелуями в клювах,

Венские стулья для нашей террасы,

Мусор цветущий, посыпанный солью,

Восемь крылатых солидных старушек,

Девять тарелок с магическим знаком,

Шарик светящийся, очень удобный

Чтоб пробираться в уборную ночью,

Рыбок вертлявых, отличных брильянтов,

Маленький крестик на тоненьких ножках,

Страшно подвижный, веселый и ловкий,

Сто девяносто изысканных строчек,

Пять акварелей с видами Рая,

Десять кастрюлек с дымящимся супом

Тысяча триста набитых котомок,

Полных забытыми нами вещами, -

Мячики всякие, палки, расчески,

И недоеденные бутерброды,

Робкие кучки потерянных денег,

Малые зеркальца с бликом осенним,

Милые пальчики розовых кукол,

В вечность ушедшие венчики листьев,

Пуговки жизни с обрывками ниток,

Плюшевых мишек очи стеклянные,

Свечки церковные, спички и туфельки,

Зубки, зарницы, огни, причитания,

Сумочки, письма, загадочки, часики,

Грязные котики, жизнь обожавшие,

Даже зачем-то окурки ненужные:

Тысячи тысяч окурков задушенных -

Кто там с дымком голубым и мечтательным,

Кто там потухший, помятый и скорченный,

Кто почерневший совсем, разложившийся,

Кто еще тихо и дивно мерцающий

Красным своим огоньком непогашенным,

Кто там с пожухшей осеннею травкою,

Кто-то там с черной болотистой лужею,

Кто-то другой с аппетитным пожариком,

С домиком маленьким, в уголь спалившимся…

Даже билетики здесь перепрелые:

Тьмы их различных - автобусных, дырчатых,

В поезд, в кино, на концерт и на выставку,

Желтые, красные, синие, ветхие,

Все они здесь - бумажонки безгласные,

Тихие, мирные, добрые лапочки,

Жизнь нашу мелкой листвой устилавшие,

Тучами гнившие в урнах для мусора

Среди прозрачных плевков перламутровых…

Да и они здесь, плевочки убогие!

Перебирая мельчайшими ножками,

Самостоятельно прыгают весело,

Что-то лопочут себе по-младенчески

С тоненьким писком, с великою радостью.

Милая тетя, столько подарков!

Милая тетя, мы, право, не знаем,

Как-то неловко, дивно и странно…

Где это все положить, где запрятать?

Где это все разместить и развесить?

Где раскидать, закопать, изумляться?

Где разрыдаться, смеяться и прыгать,

Кушать котлетки, играть на рояле?

Спать на диванчике, делать уроки?

Где же теперь заниматься нам жизнью?

Милая тетя ответила тихо -

Речь была с маленьким райским акцентом,

Мирно и ясно глазки сияли

Из-под заломленной синей беретки

С длинным и белым пером страусиным:

Милые дети, давно не видала

Ваши таинственно-бледные лица,

Ваши отекшие малые щечки,

Ваши матроски, покрытые пылью.

Мало питались, тщетно пытались…

Где-то скитались, болтая ногами,

Где-то корябали пальцами стены,

Где-то дрожали, измучены страхом,

Мучились где-то больные горячкой,

В школу весенней походкою плыли,

Бритой поникнув корявой головкой.

Милые дети, как вы постарели!

Лысые дети стоят предо мною,

Дряхлые дети в широких костюмах.

Этот ребенок зажег сигарету

(Долго дрожала горящая спичка

В маразматической сморщенной лапке),

Эта же детка совсем поседела

Щурится сонно сквозь толстые стекла

Мятых очков в золоченой оправе.

Этот же мальчик давно уже умер

И исхудал в своей дальней могиле.

Милая тетя, это же дядя -

Муж ваш покойный. Сегодня вернулся

Из запредельного темного Ада.

Как же его вы совсем не узнали!

Как же тебя я совсем не узнала?!

Эдгар, голубчик, совсем не узнала!

Да, дорогой, ты весьма изменился:

Очень худой, и скрипучий, и лысый.

В грязной какой-то тюремной одежде…

Как поживал ты прозрачные годы?

Или, быть может, большие минуты?

Или, быть может, века золотые?

Милая Эльба, довольно несчастно

Было мне там, откуда вернулся.

Было тоскливо, и глупо, и больно.

Было навязчиво, скучно и долго…

Но да чего там… Закончилась вечность.

Снова настало нормальное время,

Хоть и немного оно повернулось,