Диета старика - [108]

Особенно любопытной показалась мне та необузданная жадность, то влечение к "поглощению жизней", которое стояло за этими словами. Большое значение придавал он и личным встречам с известными литераторами. Одним из таких мероприятий было выступление в нашей школе Валерия Андреевича Понизова. Оно было приурочено, как вспоминается, к одной из ленинских дат и обставлено с большой торжественностью. Актовый зал, где оно проходило, был огромным пространством с высокими окнами. Красные бархатные знамена, золотые горны, белоснежные бюсты, длинные ряды стульев. Автор "Грозовой завязи" оказался человеком старческого вида в паралитическом кресле. Две маленькие узколицые девочки в пионерских униформах (возможно, внучки Понизова) вывезли его из-за неподвижного занавеса. Колеса кресла сильно блестели. Край клетчатого пледа, которым были укрыты ноги писателя, волочился по дощатому полу сцены. Я думаю, что Понизов тогда не был особенно стар, но худоба и желтизна кожи делали его похожим на старика. Меня поразил его голос - в нем было что-то действительно старческое. Декламация его была сдобрена глуховатыми причмокиваниями, влажными задыханиями, пришепелявливаниями. Порой это переходило в сюсюканье. Временами с особой силой вырывались пассажи, исполняемые с холодным патетическим накалом, напоминающим белое электричество. Это волнообразное чередование пафоса (когда Понизов удивлял электрическими звучаниями) и глуховатого старческого бормотания производило сильное впечатление. Глаза писателя, насколько я мог видеть их, были бледные, коричневые, прикрытые помаргивающими веками. Иногда эти веки вдруг словно бы исчезали, и тогда Понизов смотрел вверх, как изумленная золотая рыбка, взирающая сквозь воду на своего рыбака. В эти минуты на лице его отражался страх, восхищение и нежность. Он улыбался, но как бы внутрь себя, а слушателям предназначал только плавные движения ладоней, которыми он во время чтения артистически вращал на сухих кистях. К нашему удивлению, в поэме, которую он читал, встречались изредка матерные слова. Он их, правда, почти прогладывал, выговаривая неотчетливо и быстро. Только один раз он произнес короткое матерное слово (даже полуслово) с экстатической четкостью, во фразе "В КАКИХ, БЛЯ, ЩАХ?!" Эту фразу он выкрикнул на весь зал, причем лицо его осветилось отчаянием. Кажется, что все слушавшие в этот момент оледенели, - очень уж громким и неожиданным был этот "белый вопль".

Прослушав в его исполнении поэму "Видевший Ленина", я стал подругому воспринимать многое из его прозы, которая давно уже стала классикой советской литературы. Несколько лет прошло, как он умер, а поэма до сих пор не напечатана. Причины мне неизвестны, однако я полагаю, что могу здесь привести текст поэмы целиком без каких бы то ни было искажений и сокращений.

Дело в том, что наш учитель Семен Фадеенич попросил в тот день моего одноклассника Mитю Зеркальцева принести в школу свой магнитофон, чтобы записать чтение известного литератора на пленку с целью потом еще раз прослушать запись на занятии нашего литературного кружка и подробно обсудить услышанное. Это было осуществлено. Зеркальцев по легкомыслию потом стер ценную и, возможно, уникальную запись, наиграв на эту пленку песни группы "Абба" (тогда была в моде эта шведская группа). Однако, к счастью, я успел перепечатать на машинке текст поэмы Вот этот текст, который мы услышали из уст автора в тот давний светлый день в актовом зале нашей школы:

Видевший Ленина Видевший Ленина Поэма

Дитя, оглянися! Младенец, ко мне;

Веселого много в моей стороне:

Цветы бирюзовы, прозрачны струи,

Из золота слиты чертоги мои.

Жуковский "Лесной царь "

Я шел безлунной темной ночью.

С холма спустился, мрак кругом,

Шагал я прямо, пахло сеном,

Болота тонкий дух стоял,

И издали с шипеньем тихим

Принес мне ветер гниловатый

Известье о еловом лесе,

О мхе, о дальних поездах,

Что мрачно шли в железном гуле.

Звенели в них стаканы чая.

Проводники, кроссворды, сон,

Печенье, минеральная вода

На столиках, дыханье - все

Там проносилось быстро, мимолетно.

Я также знал, что где-то есть деревня,

Собаки лаяли и помнкли о том,

Что враг недалеко - там, заграницей,

Они стоят безмолвною толпою

И ждут.

Беспечные, - я думал, - люди спят,

А кто-то в полусне, весь разогретый, тучный,

Из дома вышел в предрассветный холод

И, ежась, по тропинке

Прошел в нужник, закрывшись за собой.

Во тьме нащупал он карман тряпичный,

Из мягкой байки сшитый, - он висел

На стороне обратной двери,

Сколоченной из досок, в нем - газету

Смяв ее прилежно.

Растер между ладонями, чтоб мягче

Была бумага, а потом

Задумался о чем-то… Может быть,

О том, что где-то высоко над нами

Иная жизнь есть, берег дальний.

Туманный, сладостный. В такие вот минуты

Лишь человек и космос, он и мир.

Они стоят друг против друга, смотрят,

И тишина, безмолвие, безбрежность.

Вокруг.

Вот человек сидит в уборной дачной,

Полупроснувшись, - он еще

В туманах сна затерян. В голове

Блуждают мысли сонные, витые.

Как свечи, бледные, непрочные. Забвенье

Сладкое еще ему туманит

Глаза полуприкрытые. Зрачки

В прозрачный мрак уперлись, шорох

Случайный уши ловят, не заботясь